Девушки

— Нет, не уходите, голубок! Послушайте, что говорят о вашей работе девушки. Это вам полезно. Даже очень! Девушки, — обратился Долгунов к торфяницам, — а вы не шумите, от шума мало пользы. Все разберем. Разберем и порядок наведем. Вот что, родные: пусть кто-нибудь из вас слетает в нарядную и пригласит сюда всех бригадирш и Пелагеюшкину. Она председатель цехового торфокомитета, ей тоже надо быть здесь.

Пелагеюшкина явилась тотчас. Через несколько минут пришли бригадирши. Долгунов обратился к собранию:

— Девушки и бригадиры, вы должны избрать в рабочий контроль несколько человек. Выбирайте из двухсотниц, зубастых, таких, которые честны, умеют отстаивать права торфяниц. Надо навести образцовый порядок в столовой.

Девушки стали выкрикивать имена, фамилии. Их голоса неслись от двери, из коридора, с подоконников:

— Катю Пахомову!

— Мартынову Шуру!

— Женю Колыванову!

— Юдину!

— Какую Юдину?

— Мала ростом! Она не увидит, как воровать будут!

— Небось увидит! Она позубастее высоких!

— Ольгу Тарутину!

— Деда Корнея!

— Арину Дееву!

— Я не могу, — отозвалась Арина Деева.

— Почему? — спросил Долгунов.

— Тебе нужны зубастые, а у меня двух передних зубов нет!

Смех, крики, хохот.

Когда наступила тишина, Долгунов сказал:

— Кто за названные кандидатуры?

Торфяницы дружно подняли руки.

— Тише, девушки! Избраны единогласно. Расходитесь. Рабочий контроль остается. Мы порешим, как надо действовать. Аркашкин, вы можете тоже уйти.

Аркашкин вышел за девушками. Долгунов плотно закрыл дверь.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Долгунов, сосредоточенно хмуря брови, что-то быстро писал. Раздался звонок. Не отрывая карандаша от бумаги, он потянулся к телефонной трубке.

— Парторг слушает… Кто? Начрабторфснаба? Агафонов? Здравствуйте! Очень кстати!.. Что? Вмешательство не в свое дело? Скажите, пожалуйста! С каких это пор партийная организация не может вмешиваться в безобразия в цехе питания? Нет, это уж оставьте! Занимались и будем заниматься! Вы лучше бы проверили, как работают Аркашкин и Маркизетова… Что-о-о? Будете жаловаться в горком? И отлично сделаете! Я как раз пишу туда кое-что и о вашей работе… Да, да, рабторфснаба! Торфяной сезон начался, а вы, позвольте спросить, как подготовили столовые на предприятиях? Сколько раз твердили вам об этом! Походные лавки опаздывают с хлебом… Что-о-о? Слушайте, что я вам говорю: из-за халатности ваших людей торфяницы часто без хлеба выходят на поля… Мы не можем терпеть этого! Поняли?.. Что-о?! Не ваша вина? Транспорт? Война?.. Не болтайте! Не для этого разговора нас поставила партия, товарищ Агафонов!.. Что-о? В Наркомпищепром пожалуетесь? Сделайте одолжение! Но только знайте, что если в эти дни работа столовой не улучшится, то наша парторганизация такой вам тарарам устроит!.. Хорошо, хорошо! Не пугайте! Мы и сами с нетерпением ждем приезда секретаря Московского Комитета. До свидания!

Долгунов положил трубку, покрутил головой и бросил в пустоту кабинета:

— Нашел кого защищать!

Дверь приоткрылась, из-за нее показались лица двух женщин, незнакомых Долгунову.

— Можно? Мы из райздрава…

— Пожалуйста.

Женщины легко впорхнули в кабинет парторга и сели на стулья. Они улыбнулись Долгунову, на лице которого было вопросительное выражение.

— Мы хотели бы проверить санитарное состояние ваших общежитий, — сказали они в один голос.

— Дело! — улыбнулся Долгунов. — Вы санитарные врачи?

— Нет, мы общественницы, — кивнула одна из них головой.

— А вы были в столовой?

— Нет.

— Так загляните!

— Наружный осмотр мы сделали. Хотели бы заглянуть в бараки. Не пойдете ли и вы?

— Пригласите Пелагеюшкину, председателя цехторфкома. Она в соседней комнате.

Женщины улыбнулись любезно и вышли. Не успела закрыться дверь, как в кабинет вошли рабочие. Было видно, что они прямо с работы нагрянули к парторгу. Долгунов смотрел на них и ждал, что они скажут, но вошедшие молчали, тяжело дышали, уставившись зоркими глазами на человека с большим, как они слышали, сердцем.

— С обидой к тебе, Емельян Матвеевич, — начал рабочий с длинными рыжими усами и, передохнув, высказался сразу: — Безобразия творятся. Ну, прямо, Емельян Матвеевич, деться некуда…

— Да что такое, отцы? — выпрямился и забеспокоился Долгунов, вглядываясь внимательно в озабоченные и печальные лица рабочих. — Говорите, кто вас обидел? За что?

— Водку всем выдают, а нам нету! Разве это справедливо, Емельян Матвеевич? Порядок? — с жаром воскликнул второй рабочий с сивой окладистой бородой и голубыми глазами. — Вот мы и прибежали к тебе, как к другу.

— Заступись! Поддержи нас, Емельян Матвеевич! — загудели все хором.

— Зимой, когда стужа была, мороз и пурга, кто торф из-под снега выбирал? Мы, грузчики! Тогда нам почет и уважение было. К каждому по имени и отчеству обращались…

— Нам и водка тогда и мануфактура!

Долгунов улыбается, глаза его теплеют.

— А теперь?

— А теперь позабыли о нас.

— Да нет ее!

— Как нет? Есть! — загалдели грузчики.

— Привезли в магазин. Дают, дают ее по запискам Нила Ивановича! Добытчикам, разливальщицам, сушильщицам.

— Обращались к Нилу Ивановичу?

— Не дает. «В следующий раз, говорит, дам».