Девушки на войне

— Для налетов еще слишком рано, — сказал Нванкво. Глэдис сидела, прижав руки к груди, будто удерживая готовое выпрыгнуть сердце. — Бомбят обычно часов с десяти.

Она как воды в рот набрала — еще не пришла в себя от недавнего испуга. Он решил этим воспользоваться.

— Где живет ваша подруга?

— Дуглас-роуд, двести пятьдесят.

— Ужасное место — самый центр города. Никаких убежищ. Не советую вам туда являться раньше шести вечера. Поедемте ко мне, у меня хороший бункер, а к вечеру отвезу вас к подруге. Идет?

— Идет, — бесстрастно согласилась она. — Я так всего этого боюсь, что даже отказалась от работы в Оверри. Черт меня дернул туда сегодня ехать!

— Все будет в порядке, мы давно уже привыкли.

— Семья-то ваша, наверное, не с вами?

— Нет, — ответил он. — Все семьи эвакуированы якобы из-за налетов, но, уверяю вас, это не единственная причина. Оверри — веселый город, сущий рай для холостяков.

— Я об этом слышала.

— Мало слышать — надо самой в этом убедиться. У моего приятеля, подполковника, сегодня день рождения. Он нанял джаз «Звуковой барьер». Уверен, вам у него понравится.

И тут его обуял жгучий стыд. Что это он несет! Разгульные сборища нужны его приятелям как воздух, а сам-то он ненавидит их и кривит душой ради того только, чтобы залучить ее к себе. Недостойно лгать девушке, еще недавно свято верившей в правоту их дела. Ясно как божий день — эту веру отнял у нее какой-то мерзавец, вроде него самого. Обманул просто так, от скуки…

Он сокрушенно покачал головой.

— Что вы?

— Так, ничего, мысли разные.

До Оверри доехали молча. Она быстро освоилась в его доме, словно не раз тут бывала, переоделась в домашнее платьице, сняла рыжий парик.

— Какая красивая прическа. Зачем же прятать ее под париком?

— Спасибо, — сказала она, оставляя его вопрос без ответа, потом добавила: — Смешные вы, мужчины.

— Отчего же?

— «Просто королева красоты!» — передразнила она его.

— Ах, это! Но я действительно так считаю. — Он притянул ее к себе, поцеловал. Она не противилась, но и не поддалась сразу его ласке, и ему это понравилось. Женщины в последнее время стали чересчур уж доступны. «Военная лихорадка», — язвили остряки.

Ему надо было наведаться в министерство, а она отправилась на кухню помочь бою с обедом. В министерство он лишь заглянул и уже через полчаса снова вошел в дом, потирая руки и приговаривая, что не может разлучаться со своей королевой.

Они сели за стол, и она сказала:

— В холодильнике-то пустовато.

— Как так? — обиделся он.

— Мяса совсем нет, — невозмутимо ответила она.

— Вы что, часто едите мясо? — спросил он с вызовом.

— Кто я такая? А вот персоны вроде вас еще как едят.

— Не знаю, кого вы имеете в виду, только я не того десятка. С противником не торгую, пайками не спекулирую…

— Дружок Августы тоже ничего такого не делает. Он просто достает валюту.

— А каким образом? Надувает правительство, не иначе! Кстати, кто такая Августа?

— Моя приятельница.

— Ясно.

— Он ей отвалил как-то пятьдесят долларов. Она мне подарила три, так за них дали целых сорок пять фунтов.

— Вот что, моя дорогая, валютой я не спекулирую, и мяса у меня в холодильнике нет. Вы не забыли — идет война, и парни на фронте едят мучную болтушку раз в три дня!

— Что верно, то верно, — вздохнула она. — Мартышки худеют — павианы жиреют!

— И это еще не самое страшное. — Голос его дрожал от гнева. — Люди гибнут без счета. Мы сидим и болтаем, а кто-то в этот миг умирает.

— Верно, — снова согласилась она.

— Воздух! — раздался из кухни вопль боя.

— Мама моя! — взвизгнула Глэдис. Они выскочили во двор и, закрыв головы руками, пригнувшись, побежали к бункеру под накатом из пальмовых стволов и краснозема. Небо над ними взорвалось ревом реактивных моторов и гулким уханьем зенитных снарядов.

В убежище она прильнула к нему. Самолет улетел, смолкли вечно опаздывающие зенитки, а она не шелохнулась.

— Не бомбил даже, — нетвердым голосом сказал Нванкво, — мимо летел. Наверно, к переднему краю. Видно, наши ребята задали им жару, и противник вызвал на подмогу авиацию.

Нванкво вздохнул. Она молчала, все крепче прижимаясь к его груди. Им было слышно, как слуга рассказывает соседскому бою, что видел два самолета:

— Один летел так, а другой вот так.

— А я не видел, что ли? — возбужденно говорил соседский бой. — Красивые, как птицы, только вот людей гробят. Ну да нас, слава богу, миновало.

— Ха! — изумилась Глэдис, обретя наконец голос. Он подумал, что одному восклицанию она умеет придать множество значений: тут и порицание и невольное восхищение перед людьми, так легко рассуждающими о смертельной опасности.

— Успокойся, — сказал он. Она прижалась к нему еще теснее, и он стал целовать ее. Она горячо отозвалась на его ласки. В бункере было темно, по неметеному полу, должно быть, ползала всякая нечисть. Он подумал, что хорошо бы принести из дому матрац, но отказался от этого намерения. А вдруг снова налетит вражеский самолет и в бункер ввалится сосед или прохожий! Получится как с тем джентльменом, который по сигналу тревоги средь бела дня выскочил с подружкой из спальни — оба в чем мать родила…