Девушки на выданье. Бал дебютанток

Вот настоящее положение сердца моего в конце бурной зимы 1828 года, но слава Богу, дружбе и рассудку, они взяли верх над расстроенным воображением моим, и холодность и спокойствие заменили место пылких страстей и веселых надежд. Все прошло с зимой холодной[13], и с жаром настал сердечный холод! И к счастью, а то бы проститься надобно с рассудком. Вообразите, каникульный жар в уме, в крови и… в воздухе. Это и мудреца могло бы свести с ума…

Да, смейтесь теперь, Анна Алексеевна, а кто вчера обрадовался и вместе испугался, увидев в Конюшенной улице коляску, в которой сидел мужчина с полковничьими эполетами и походивший на…[14] Но зачем называть его! зачем вспоминать то счастливое время, когда я жила в идеальном мире, когда думала, что можно быть счастливой или быть за ним, потому что то и другое смешивалось в моем воображении: счастье и Он… Но я хотела все забыть… Ах, зачем попалась мне коляска, она напомнила мне время… невозвратное.

Вчера была я для уроков в городе, видела моего Ангела Машу Elmpt[15] и обедала у верного друга Варвары Дмит<риевны> Пол<торацкой>[16]: как я ее люблю, она так добра, мила! Там был Пушкин и Миша Полт<орацкий>[17]: первой довольно скромен, и я даже с ним говорила и перестала бояться, чтоб не соврал чего в сантиментальном роде.

Портрет Анны Олениной.

О. А. Кипренский. 1828 г.

Анна Алексеевна Оленина (1808–1888 гг.) – дочь президента Петербургской Академии художеств А. Н. Оленина. Возлюбленная А. С. Пушкина в 1828–1829 гг.

Пустое вы сердечным ты

Она, обмолвясь, заменилаИ все счастливые мечтыВ душе влюбленной возбудила.Пред ней задумчиво стою,Свести очей с нее нет силы;И говорю ей: как вы милы!И мыслю: как тебя люблю!(«Ты и вы». А. Пушкин)

<Суббота> 23 июня. <1828>

Папинька приехал из города вчера вечером очень поздно. Сего дня я встала и, позавтракавши, услышала голос брата Алексея, которой болен душевно и телесно и живет у нас с некоторых пор. Он звал меня, я пошла к нему; он вручил мне письмо, писанное им к Папиньке. Он хочет вступить в военную службу, он прав, я сама ему то советую… нет, не советую, а соглашаюсь на его доказательства и повторяю: ты прав. Но хотя честь есть для меня превыше всего в мире, я не знаю, что делается со мной, когда я подумаю, что, может быть, мое согласие погубит его, что, может быть, я лишусь брата, но нет, Бог милостив, Он не захочет погубить целое семейство. Ах, как тяжело решиться на такое дело, где не можно отвечать за последствия. Но все он прав, потому что жизнь пустая и без занятий также убьет его.

(С холма на холм вотще перевожу я взоры,На полдень с севера, с заката на восход,В свой окоем включив безмерные просторы,Я мыслю: «Счастие меня нигде не ждет».Какое дело мне до этих долов, хижин,Дворцов, лесов, озер, до этих скал и рек?Одно лишь существо ушло – и, неподвиженВ бездушной красоте, мир опустел навек!. . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . .

Что, кроме пустоты, предстало б мне в эфире,Когда б я мог лететь вослед его лучу?Мне ничего уже не надо в этом мире,Я ничего уже от жизни не хочу.Но, может быть, ступив за грани нашей сферы,Оставив истлевать в земле мой бренный прах,Иное солнце – то, о ком я здесь без мерыМечтаю, – я в иных узрел бы небесах.Там чистых родников меня пьянила б влага,Там вновь обрел бы я любви нетленной светИ то высокое, единственное благо,

Которому средь нас именованья нет!. . . . . . . . . . . . . . .Когда увядший лист слетает на поляну,Его подъемлет ветр и гонит под уклон;Я тоже желтый лист, и я давно уж вяну:Неси ж меня отсель, о бурный аквилон!«Одиночество»Ламартин[18]<Пер. Бенедикта Лившица>