Дезертир флота

Быстро темнело. Квазимодо едва не проскочил памятное место. Лодка ткнулась в берег, и вор с копьем в руках выбрался на песок.

Темнел растянутый на ветвях провисший плащ.

– Только не вздумай швыряться в меня ножом, – предупредил Квазимодо. Смутная фигура, лежащая под маленьким тентом, не отвечала.

* * *

Вор сидел на корточках, придерживал под белобрысый затылок фуа и поил из фляги. Ныряльщик лежал совершенно обессиленный, но пил жадно. Когда баклага опустела, фуа прошептал:

– Зачем вернулся?

– Лодкой займусь, костер разведу, пожрать сготовлю – потом буду всякую ерунду объяснять, – пробурчал вор.

Огонь Квазимодо развел подальше от берега, за стеной тростника, чтобы со стороны реки было не слишком заметно. Туда же вор перетащил фуа. За прошедшие дни ныряльщик еще больше отощал – казалось, осталась одна одежда. Квазимодо уложил товарища на охапку нарубленного тростника. На прежнем месте раненый валялся в натекшей после дождя луже. Вор укрыл несчастного сухим плащом. В котелке, висящем над огнем, уже булькало.

Потерявший сознание во время транспортировки на новую постель ныряльщик пришел в себя. Стонать он не стонал, но шепот стал еще прерывистей:

– Зачем ты вернулся?

– Нож свой забрать. И отдать тебе твой, – пробормотал Квазимодо, не оборачиваясь.

– Зачем мне нож? – едва слышно прошептал фуа. – Я уже почти умер.

– Вряд ли. У тебя даже жара нет. Сдается мне, ты просто решил побездельничать.

Ныряльщик не ответил – опять лишился чувств.

Квазимодо не торопясь поел. Бульон из аванка получился неплохой, вот только мясо жестковато. Вор полежал, чувствуя приятную тяжесть в животе, потом взял котелок и подсел к больному.

– Я не хочу, – прошептал фуа. – Дай лучше воды.

Квазимодо не спорил, дал напиться. Когда вор сюда вернулся, у ныряльщика не оставалось ни капли воды. Видно, жажда его мучила страшно, Квазимодо видел следы на песке – фуа пытался набрать речной воды, только непонятно, удалось это раненому или нет. А вот дождевую воду он явно выпил всю до капли. На дне котелка по-прежнему болтался кусочек волшебного рога. Может быть, именно эта костяшка, вернее, настоянная на ней вода и не давала развиться жару? Квазимодо отлично знал по опыту – такие ранения всегда приносят воспаление, потом начинается лихорадка, плоть гниет – и человек в жарком бреду уходит к предкам. Обычно и лекари не помогают.

Насосавшись воды, фуа пытался закрыть глаза, но Квазимодо решительно сунул ему под нос ложку с бульоном.

– Я не хочу, – прошептал ныряльщик.

– Не ломайся, как столичная девка. Тебе нужна пища. Так что давай жри, а то воды больше не дам.

Фуа съел не больше десяти ложек – и снова вырубился.

Квазимодо прошелся вокруг лагеря. Река издавала привычные звуки, еще дальше, за прибрежными зарослями, угрожающе взрыкивал какой-то зверь. Там лежал необъятный степной простор. Ветер доносил запах, но самой степи вор, по сути, так и не видел.

Гамак натянуть было негде, и Квазимодо улегся на охапку тростника. Не так уж и плохо. Спать придется вполглаза и вполуха. Еще никогда одноглазому парню не приходилось ночевать так далеко от города практически в одиночестве. Ну, когда-то надо ведь начинать? Особенно вор не боялся, но вот проснуться от пинка Глири будет очень неприятно.

Утро началось еще в полной серости неба с оголтелого птичьего щебета. Вор сел, яростно почесал голову и сплюнул. Крови в слюне не было – уже хорошо.

Фуа не спал. Вор посмотрел на осунувшееся лицо товарища:

– Выспался? Небось жрать хочешь?

– Кажется, да, – нерешительно прошептал ныряльщик.

– Одумался, значит. Хорошо. Сейчас позавтракаем, а потом я тебя пытать буду.

Фуа не выдерживал, орал, терял сознание – полностью отмочить присохшую повязку так и не удалось. Квазимодо яростно сопел, лил теплую воду, тянул заскорузлую ткань.

Нога выглядела страшно. Красная плоть, остатки мускулов натянулись, обхватывали кость узкими лоскутами – нога казалась непомерно тонкой, как у обглоданного скелета.

Белое лицо фуа было покрыто каплями пота. Ныряльщик с ужасом смотрел на то, что еще недавно было его ногой.

– Лучше бы он мне голову откусил.

Квазимодо насмешливо хмыкнул:

– Ты выглядишь куда лучше, чем все прочие, кому пришлось близко познакомиться с нашей ящеркой.

– Они уже умерли, а мне еще предстоит.

– А ты хотел жить вечно? Перестань ныть. У тебя даже никакого жара нет, сидишь, как баба, языком болтаешь. Ты еще слезу пусти. Конечно, кочерга твоя выглядит мерзко – так и времени совсем ничего прошло. Похоже, нога заживет и даже к твоей заднице прицепленной останется.

– Ты не понимаешь – я не смогу плавать. Я даже ходить, наверное, не смогу. Разве можно так жить?

– Да где уж тебе жить. Подними рожу от палки своей обглоданной, на меня взгляни.

Фуа посмотрел на обезображенное лицо товарища, на впадину на месте вытекшего глаза.

– Извини.

– Пошел в жопу, – благожелательно ответствовал вор. – Он здесь ныть будет и разлеживаться, а у меня дел полно. Давай бинтоваться, но я тебя сначала зельем присыплю.