Дядя Бернак

— Нам очень легко будет говорить об этом, отец! Не забывайте, что там в зале не ваш портрет висит, и оружие это тоже не ваше. Мы владеем землей и замком, но теперь явился наследник Лавалей, и он может сказать нам, что он не особенно доволен происшедшей переменой!

Ее темные, полные презрения глаза вызывающе смотрели на меня, ожидая ответа, но я не успел открыть рта, как отец моей кузины поторопился вмешаться в наш разговор.

— Нельзя сказать, чтобы ты очень приветливо и гостеприимно приняла своего кузена, — резко сказал он, — судьба дала нам в руки его имение, и не нам напоминать ему об этом.

— Он не нуждается в напоминаниях, — возразила она.

— Вы несправедливы ко мне, — воскликнул я, потому что очевидное презрение и нескрываемая неприязнь ко мне этой девчонки раздражали меня, — правда, я не могу забыть, что этот замок и земля наследие моих предков. Я был бы бесчувственным человеком, если бы мог забыть это, но вы ошибаетесь, думая, что это воспоминание должно наполнить горечью мою душу. Я ничего лучшего не желаю, как собственными силами устроить свою судьбу и сделать карьеру!

— А теперь самый благоприятный для этого момент, — сказал дядя, — именно теперь готовятся важные события, и если в это время вы будете при дворе императора, я ручаюсь, что вы будете в центре событий. Ведь првда, вы согласны служить ему?

— Я стремлюсь служить своей родине!

— Это возможно только служа императору, потому что без него в стране снова настанет ужасная, гибельная анархия!

— Из всего всего слышанного вы можете видеть, что теперь не легкая служба, — сказала моя кузина, — я думаю, вы гораздо спокойнее и безопаснее чувствовали-бы себя в Англии, чем здесь.

Каждое ее слово, казалось, было сказано с целью оскорбить меня, хотя я совершенно не понимал, чем я мог вызвать эти оскорбления? Никогда еще я не встречал женщиныю, в которой я возбуждал бы такую ненависть и презрение к себе. Но я видел, что ее поведение задевало также и моего дядю Бернака, потому что его глаза все время, пока между нами шел разговор, гневно сверкали.

— Ваш кузен храбрый человек, вот все, что я о нем могу сказать! — воскликнул он.

— На какие дела? — колко спросила она.

— Не все ли рано, — злобно оборвал дядя. С видом человека, боящегося, что он не сможет совладать со своим гневом и скажет больше, чем нужно, Бернак соскочил со стула и выбежал из комнаты.

Она казалась встревоженной этим его движением и тоже встала, как-будто желая последовать за ним.

— Я полагаю, вы никогда не встречались со своим дядей прежде? — сказала она после нескольких минут неловкого молчания.

— Никогда! — ответил я.

— Что же вы подумали, когда встретили отца?

Подобный вопрос дочери об отце поставил меня в тупик. Я понял, что он хуже, чем даже я предполагал, если стоит так низко в глазах близких и дорогих ему лиц.

— Ваше молчание вполне определенный ответ, — сказала она, когда я колебался, не зная, что сказать. — Я не знаю, при каких условиях вы встретились с ним в прошлую ночь, и что произошло между вами, потому что у нас не принято делиться своими тайнами. Я думаю, чты вы вполне раскусили его! А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. Получили вы письмо, приглашавшее вас покинуть Англию и приехать сюда?

— Да, я письмо получил!

— Обратили-ли вы внимание на обратную сторону его?

Я вспомнил зловещие слова на печати, которые так взволновали меня. — Так это вы предостерегали меня?

— Да! Я не могла иначе сделать этого.

— Но почему вы хотели воспрепятствовать моему приезду? — Я не хотела, чтобы вы ехали сюда.

— Разве я мог повредить вам чем-либо?

Она молчала в течение нескольких минут, как человек, боящийся, что он сказал слишком много.

— Я боялась за вас!

— Вы полагаете, что здесь мне грозит опасность?

— Я в этом уверена.

— Но кто может угрожать мне здесь?

Она долго колебалась и потом с отчаянным жестом, как будто забывая всякую осторожность, снова обратилась ко мне.

— Бойтесь, бойтесь моего отца!

— Но какая цель ему вредить мне?

— Представляю угадывать это вашей проницательности.

— Но я уверяю вас, m-lle, что вы ошибаетесь, — сказал я, — этой ночью он спас мне жизнь.

— Спас вашу жизнь?! От кого?

— От двух заговорщиков, планы которых я попытался раскрыть. — Заговорщики?!

Она удивленно взглянула на меня.

— Они убили бы меня, если бы он не вмешался!

— Не в его интересах нанести вред вам теперь. Он имеет свои основания желать вашего прихода в замок Гросбуа. Но откровенность за откровенность. Случалось ли вам, во время вашей юности, иметь сердечные связи в Англии? Все, что говорила эта кузина, было в высшей степени странно, но такое заключение серьезного разговора превосходило все мои ожидания. Тем не менее я не колебался откровенностью заплатить за ее откровенность. — Я покинул в Англии самое дорогое для меня существо! Ее имя — Евгения де Шуазель, она дочь старого герцога.

Мой ответ, казалось, доставил ей полное удовлетворение, в ее черных глазах отразилось удовольствие.

— Вы очень привязаны к ней? — спросила она.

— Я живу только ею и для нее!

И вы ни на кого и ни на что не променяете ее?