Дядя Фёдор, пёс и кот. Полное собрание

— Вы-вы, гражданин, не дрожите,Спокойно всё нам доложите,Что в вашем доме пропало?— Диван, чемодан, одеяло,Корзина, картина, картонка…— И маленькая собачонка?— Ах нет, у нас нет собачонки!

Здесь Шарик с наслаждением дописал крупными буквами: «Вот и пропадают картонки!»

Дальше Шарик, как настоящий сыщик-разыскник, провёл допрос своего героя:

— Так, значит, пропала картина?

— Картина.

— И что там на ней?

— Бригантина.

— Так, значит, пропала картонка?

— Картонка.

— И что же в картонке?!

— Дублёнка.

После этого у Шарика все рифмы ушли из головы, и он перешёл на полупрозу. Но быстро выправился:

Начальник к себе вызывает ДружкаИ треплет его по загривку слегка:— Мой верный товарищ,Пора, брат, пора!Что хочешь проси,

Но поймай мне вора.Дружок подумал со всех силИ ничего не попросил.

Так получилось не потому, что Дружок был такой гордый, и не потому, что нечего было просить. А потому, что ничего не укладывалось в размер. Шарик решил, что Дружок попросит что-нибудь на обратном пути.

И вот, поднимая морозную пыль,Несётся по городу автомобиль.Ночь, улица, фонарь, стройбаза…Дружок взял след почти что сразу.

Поэт Шарик к этому месту не просто устал, а основательно переутомился. Он посчитал строчки. Их получилось пятьдесят восемь строк. Или восемьдесят с чем-то долларо-рублей…

— Для одного дня больше чем достаточно, — решил он. — Можно и отдохнуть.

Глава восьмая

Мемуары кота Матроскина

Кот Матроскин по секрету от всех вёл дневник. Всё интересное записывал. Вёл он его уже давно — целых два дня.

Самое трудное было в том, что ничего интересного не было.

«Вчера, 15 мая, приехал дядя Фёдор. Теперь он, конечно, поставит на место Шарика. Шарик окончательно распоясался. Ловит блох прямо на глазах у людей. И котов».

«16 мая. Мы с дядей Фёдором торжественно ничего не делаем. Пойду дам Мурке сена».

«17 мая. Сегодня с утра торжественно ничего не делал, но сначала подоил корову и сходил в магазин. Шарик стал совсем другим. Его вымыли. А я мыться не люблю и не буду».

Ему понравилось вести дневник, и он стал записывать события каждого дня.

«18 мая. Все блохи с Шарика ушли. Он больше не ловит их, как раньше, целыми днями. А я стал весь чесаться. Это не могут быть блохи. Наверное, это раздражение. Насекомые на интеллигенции не разводятся».

«19 мая. Оказывается, разводятся. Стараюсь держаться ближе к Шарику. Может быть, уйдут на него обратно».

«20 мая. Всю ночь не спал. Не уходят».

«25 мая. Прочитал свой дневник. Ничего интересного, кроме блох. А ведь есть рассветы и закаты, есть духовная жизнь, например театры. Но разве с такими блохами пойдёшь в театр? Каждая размером с клюкву».

Дядя Фёдор как-то заглянул в дневник Матроскина и увидел эту блошиную эпопею.

— Матроскин, как тебе не стыдно! Давай немедленно купаться.

— Нельзя.

— Это почему?

— Я воды боюсь.

— Но ты же у нас морской кот.

— Да, морской. Я морской воды не боюсь, а у нас вода речная.

— Ну и отлично, — говорит дядя Фёдор. — В аптеке в селе Троицком морскую соль продают. Я видел, там ребята для аквариума покупали. Бери, Матроскин, тележку и шагай в Троицкое за солью. Будем тебе морские купания устраивать.

Матроскину деваться было некуда. На другой день он на тележке привёз соль из Троицкого. Стали думать, где его купать. Ванны в сельской местности в домах из дровишек обычно не заводили.

Шарик говорит:

— А вон у нас есть бочка для дождевой воды. Мы туда Матроскина и запихнём.

— Не надо меня запихивать, — говорит Матроскин. — Отойдите все в сторону. Я буду всё по-своему делать.

Сначала он бочку как следует отмыл. Потом вставил в неё кипятильник. Потом соли насыпал.