Дядя Паша

Было темно. Павел включил фонарь, который высвечивал бледные с чёрными разводами лица своих подчинённых. Ему не было необходимости спускаться в шахту, но так уж он привык, проверять всё лично, не доверяя докладам и тому, что говорят простые шахтёры. Точнее он доверял, но выработавшаяся с годами привычка, проверять всё лично, не давала ему покоя и в этот раз.

Закон сработал и тут: начальство спустилось в шахту, значит, что-то должно случиться. Оно и случилось: не успел Павел Алексеевич осмотреться, как погас свет. Хорошо, что подъёмник не отключился на середине пути. Вот была бы потеха!

«К чёрту!» – подумал Павел, – «Надо брать отпуск и ехать на родину, на Север, туда, где я всегда чувствую себя спокойно и безмятежно».

По лицам шахтёров он понял, что виноват во всём он один. Когда-то Павел сам был рядовым шахтёром и знал, что начальству в забое делать нечего, если всё идёт по плану, без сбоев и без аварий. Начальство всегда мешает не только здесь, а на любой работе, вмешиваясь со своим уставом в размеренную жизнь коллектива, где каждый человек является маленьким звёнышком в большом механизме. Посторонняя деталь может остановить работу всего механизма.

– Ну, вот, я так и знал, что сегодня мы ничего не заработаем! – сказал рослый шахтёр по фамилии Цыбулько, поглядывая на Павла.

Павел понял, что реплика направлена в его адрес, но ничего не сказал.

Цыбулько провёл рукавом по лицу. Даже при тусклом свете фонаря было видно, что проделывал он это не один раз, о чём свидетельствовали чёрные потные разводы.

– Ты начальству лицо тоже почисти! – тут же подковырнул ему сосед, – Видишь, свет специально выключили, чтобы лучи от твоего лица не отражались и не слепили глаза высокому гостю. Как будем подниматься, если света совсем не будет? – спросил тот же голос.

– Лебёдку будешь крутить руками, а мы все поедем. Твоя очередь крутить ручку. Чего беспокоишься, если начальство здесь присутствует! – сказал кто-то из-за спин.

Павел знал, что горняки его уважали. Он не был прилизанным выскочкой из семьи высокопоставленного чиновника, а прошёл всю «кухню» горняцкого дела с самых низов, заслужив к себе уважение горняков.

Мысленно он сразу оценил ситуацию. Особо беспокоиться пока не о чем. Плохо только то, что без электричества не работают вентиляционные насосы и через некоторое время станет жарко и душно из-за нехватки кислорода. Он также знал, что наверху сейчас принимают все меры, чтобы устранить аварию, если таковая была. А иначе, зачем бы отключать электричество?!

– Общий перекур! – сказал он, – Огня не разводить! Беречь аккумуляторы и кислород. Я спустился специально, чтобы проверить, не обижает ли народ шахтёра Цыбулько, но вижу, что всё в порядке.

– А нас сегодня поднимут? – спросил молодой парень.

– Поднимут обязательно. Чего беспокоишься? Здесь не море, штормов нет, сиди себе, отдыхай!

Кто-то спросил:

– А Вы были на море?

– Я там родился. Выловил пока не всю рыбу, но к этому стремлюсь. А сёмга там ловится в аккурат с твой рост, да и по весу ты от неё не далеко ушёл.

– А я моря не видел, – произнёс тот же голос.

– Вот и зря. Море, оно знаешь какое! – Павел развёл руки в стороны, – Словами не описать, его надо видеть и чувствовать.

– Как это чувствовать?

– Ты шахту хорошо знаешь?

– Как свои пять пальцев!

– А я знаю так море. Отец в детстве научил всему, что знал сам: и под парусом ходить, и от шторма спасаться, и рыбу ловить.

Павел вырос в поморской огромной семье. Из рассказов взрослых он знал, что его отец свою жену украл в городе Архангельске; по обоюдному согласию, но украл, поскольку отдавать ему в жёны прислугу никто не собирался. Знал он также и то, что отец привёз его мать на вёсельной лодке по открытому морю в свою деревню с долгими остановками по пути, гульбой и маленькими приключениями, что было обыденной поморской размеренной жизнью. Он не был старшим в большой семье, но отец умудрился настрогать своих детей быстро и без проблем. То ли ему помогали поморы, то ли сам был такой специалист, теперь этого никто не знает и не помнит, а, может, бывшие его невесты помнят, но молчат. А мужикам вообще нет никакого дела, кто кого настрогал. Они всё время в море, на промысле.

Впрочем, отец Павла был не один, кто имел большую семью. Десять-двенадцать детей в семье в послевоенное время было нормой, а дети стали рождаться один за другим ещё до войны. В те годы как-то не задумывались о прокорме. Семьи жили бедно, но море кормило всех, независимо от статуса и количества детей. Дети сами родителям помогали, подбирали всё, что море выкинет на берег. Прежде всего, они были заготовщиками дров на зиму, подбирали палки, доски, маленькие брёвна – всё, что приносило море.