Дядя самых честных правил 7

— Константин Платонович, — Воронцов не выдержал и заговорил первым, — что вы собираетесь со мной делать? Убьёте?

Глава 27

Шувалов

Не спеша обернувшись, я впился в Воронцова пристальным взглядом. Граф от такого внимания слегка побледнел и опустил глаза. По рассказам, что мне приходилось слышать, он был хитрый, изворотливый и очень осторожный. Говорили, что Воронцов брал деньги у всех европейских послов и при этом умудрялся никому ничего не обещать. К этой характеристике я бы добавил, что передо мной сидел патологический трус. На лбу у него выступили бисеринки пота, пальцы еле заметно дрожали, а глаза бегали из стороны в сторону, как испуганные зайцы. Уж не знаю, как он решился давить на Екатерину, но на меня даже смотреть боялся.

— Ну что же вы говорите, Михаил Илларионович? Разве я похож на убийцу?

Воронцов вытащил из кармана платок и нервно вытер лоб.

— Я не знаю, на кого вы похожи, Константин Платонович. Зато слышал, что о вас говорят.

— И что же такого обо мне рассказывают?

Он всё-таки посмотрел на меня серыми водянистыми глазами.

— Что вы некромант и «Кунерсдорфский мясник», убивший Фридриха. Что без колебаний расправляетесь со своими врагами.

Я улыбнулся, и Воронцов, вздрогнув, отвёл взгляд.

— Да, что есть, то есть.

Не торопясь, я подошёл к графу и встал за его спиной. Он заёрзал на стуле, но не решался обернуться. Я наклонился и вкрадчивым шёпотом спросил:

— А разве вы мне враг, Михаил Илларионович?

— Н-н-нет, — Воронцов замотал головой, — не враг. Но Екатерина Алексеевна…

— Просила разобраться с вашим делом, не больше. Расскажите же мне, Михаил Илларионович, что вы хотели от императрицы?

— Я… — он вдруг икнул и прижал ладонь ко рту, — прошу прощения, это нервическое.

— Продолжайте, Михаил Илларионович, я слушаю.

— Я приехал от Петра Фёдоровича…

— Так-так.

— Чтобы…

— Да?

— Усовестить её. Она должна приказать гвардии вернуться в казармы, а сама ехать к императору и молить о снисхождении.

— Вот как, понятно. Это Пётр Фёдорович вас направил? Или вы сами вызвались?

Воронцов вздохнул.

— Кто-то должен был это сделать, Константин Платонович. Я не предполагал, что встречу здесь вас. Император считает, что вы умерли.

— Да вы что! Ах, как неудобно получилось перед императором. Но, увы, увы, дорогой Михаил Илларионович, исправить это упущение никак не получится.

Я вздохнул и снова отошёл к окну. Заложил руки за спину и принялся рассматривать улицу, держа паузу. Прошла минута, другая, Воронцов занервничал и не выдержал.

— Константин Платонович, вы не сказали…

— Ах да, ваше дело! Боюсь, Михаил Илларионович, что ваше предложение выполнить никак невозможно. Я бы даже сказал, что ситуация требует поступить наоборот.

— Что вы имеете в виду?

— Это вам, — я обернулся и выразительно поднял бровь, — придётся принести присягу императрице. Если, конечно, вы хотите выйти отсюда живым и здоровым.

И всё же, каким бы продажным и скользким вельможей ни был Воронцов, у него имелось определённое чувство чести. Или его трусость дошла до предела, и он перестал бояться.

— Простите, Константин Платонович, но я не могу поступить подобным образом.

Он вытер вспотевший лоб и посмотрел с вызовом.

— Вот как?

— Именно. Моя честь…

— Оставьте, Михаил Илларионович. Все знают, что на посту канцлера вы брали деньги от послов Англии, Австрии, Пруссии и Франции, обещая повернуть политику России в нужное им русло. Причём обещали разное, обманывая при этом всех.

— Вы не понимаете, Константин Платонович. Это другое!

— Другое? А может, вы не хотите присягнуть императрице из-за своей племянницы?

— Э…

— Фаворитки Петра Фёдоровича, на которой он обещал жениться, избавившись от Екатерины Алексеевны.

Воронцов изобразил на лице возмущение, но не слишком старательно.

— Впрочем, — я махнул рукой, — не буду вас неволить. Не хотите — не нужно. Вам только придётся задержаться здесь и немного посидеть под арестом. Не беспокойтесь, никакой тюрьмы и пыточных застенков. Во дворце достаточно комнат, где вы будете чувствовать себя наилучшим образом.

На его лице мелькнуло облегчение, и он расслабленно откинулся в кресле. Пожалуй, я ненароком оказал ему услугу: если победит Пётр, то он освободит канцлера, а если верх возьмёт Екатерина, Воронцов всегда может передумать и присягнуть ей. Он спокойно дождётся окончания кризиса и выйдет из него с минимальными потерями. А мне сейчас нет особого резона давить на него — Воронцов не та фигура, которая может что-то изменить в раскладе переворота. Хотя у меня имелся ещё один интерес к канцлеру.

— Но, прежде чем я позову гвардейцев, ответьте мне на маленький вопросик, Михаил Илларионович.

Я подошёл к нему, наклонился и заглянул в глаза.

— Кто приказал врачу-цвергу дать яд Елизавете Петровне?

Воронцов побледнел так, будто собирался свалиться в обморок.

— Да как вы…

— Смотреть мне в глаза! Смотреть, я сказал!

Канцлер попытался призвать Талант. Но Анубис только этого и ждал, одним ударом чистого эфира вбив того обратно. Я тут же схватил Воронцова за запястья и прижал его руки к подлокотникам стула.

— В глаза мне смотри! Кто приказал дать яд? Ты?