Возьмите отношение Рея к учению Маха о причинности и необходимости природы. Только на первый взгляд, — уверяет Рей, — Мах «приближается к скептицизму» (76) и к «субъективизму» (76); эта «двусмысленность» (equivoque, р. 115) рассеивается, если взять учение Маха в целом. И Рей берет его в целом, приводит ряд цитат и из «Учения о теплоте» и из «Анализа ощущений», специально останавливается на главе о причинности в первом из названных сочинений, — но... но остерегается привести решающее место, заявление Маха, что физической необходимости нет, а есть только логическая
! На это можно только сказать, что это не истолкование, а подкрашивание Маха, что это — стирание различий между «неомеханизмом» и махизмом. Вывод Рея: «Мах продолжает анализ и принимает заключения Юма, Милля и всех феноменалистов, по взгляду которых причинность не имеет в себе ничего субстанционального и является только привычкой мышления. Мах принимает основную тезу феноменализма, по отношению к которой учение о причинности есть простое следствие, именно: что не существует ничего, кроме ощущений. Но Мах добавляет в чисто объективистском направлении: наука, исследуя ощущения, находит в них постоянные и общие элементы, которые, будучи абстрагированы из ощущений, имеют ту же реальность, как и они, ибо они почерпнуты из ощущений посредством чувственного наблюдения. И эти постоянные и общие элементы, как то: энергия и ее превращения, представляют из себя основу систематизации физики» (117).Выходит, что Мах принимает субъективную теорию причинности Юма и толкует ее в объективистском смысле! Рей увертывается, защищая Маха ссылками на его непоследовательность и подводя к тому, что в «реальном» толковании опыта этот опыт ведет к «необходимости». А опыт есть то, что́ дано извне, и если необходимость природы, законы ее тоже извне даны человеку, из объективно-реальной природы, — тогда, разумеется, всякая разница между махизмом и материализмом исчезает. Рей защищает махизм от «неомеханизма» тем, что по всей линии капитулирует перед последним, отстаивая словечко феноменализм, а не суть этого направления.
Пуанкаре, например, вполне в духе Маха выводит законы природы — вплоть до того, что пространство имеет три измерения, — из «удобства». Но это вовсе не означает: «произвольный», спешит «поправить» Рей. Нет, «удобный» выражает здесь «приспособление к объекту
» (курсив Рея, с. 196). Нечего сказать, великолепное разграничение двух школ и «опровержение» материализма... «Если теория Пуанкаре отделяется логически непереходимой пропастью от онтологического истолкования механистской школы» (т. е. от признания этой школы, что теория есть снимок с объекта)... «если теория Пуанкаре способна служить опорой для философского идеализма, то, по крайней мере, на почве науки она согласуется очень хорошо с общим развитием идей классической физики, с тенденцией рассматривать физику, как объективное знание, столь же объективное, как и опыт, т. е. как ощущения, из которых опыт исходит» (200).С одной стороны, нельзя не сознаться; с другой стороны, надо признаться. С одной стороны, непереходимая пропасть отделяет Пуанкаре от неомеханизма, хотя Пуанкаре стоит посередине
между «концептуализмом» Маха и неомеханизмом, а Мах будто бы вовсе не отделен такой пропастью от неомеханизма. С другой стороны, Пуанкаре вполне согласим с классической физикой, всецело, по словам самого Рея, стоящей на точке зрения «механизма». С одной стороны, теория Пуанкаре способна служить опорой философского идеализма, с другой стороны, она совместима с объективным толкованием слова опыт. С одной стороны, эти дурные фидеисты извратили смысл слова опыт путем незаметных уклонений, отступая от правильного взгляда, что «опыт есть объект»; с другой стороны, объективность опыта значит только, что опыт есть ощущения, — с чем вполне согласен и Беркли, и Фихте!