Диармайд. Зимняя сказка

Есть вещи, которые кажутся невозможными лишь потому, что считаешь: молодость будет длиться вечно. Кажется невозможной седина, кажется невозможной боль в коленях, сердечный приступ тоже кажется невозможным в двадцать лет, однако рано или поздно выясняешь, что время приносит не только сладкие плоды. Точно так же Даре, услышавшей гейс, навеки связавший ее способности с любовью, казалось, что уж любить-то она будет до последнего мгновения. И даже не любовь – тот, кто наложил гейс, имел в виду состояние влюбленности, а уж оно-то никуда не денется.

И вот оказалось, что даже этого легковесного чувства в ней больше нет.

Изора и Сана не знали, что Дара не к ним в гости заявилась – а вернулась в город, где провела детство и юность. Меньше всего она рассчитывала на помощь крестниц – разве что по части трудоустройства. Дара хотела пожить в этом городе несколько недель, понять, каким он стал за время ее отсутствия, и, возможно, совершить кое-какие попытки.

А в том, что город изменился, она не сомневалась. Причем изменился, понятно, в худшую сторону.

Сана с Изорой как-то говорили о возрасте крестной и не смогли его определить. Помешало то, что они смотрели на нее снизу вверх, она была наставницей, она стояла на довольно высокой ступеньке, и обе подружки, не желавшие признаваться себе, что зря потратили прорву времени и сильно засиделись на старте, решили, что Дара, очевидно, колдовским путем поддерживает в себе молодость, стало быть, Дара была всегда. Но если бы они заглянули в паспорт крестной (ну да, кроме прочего ненужного добра, был у нее и просроченный паспорт!), то очень бы удивились – крестная была моложе Изоры и почти ровесница Сане.

Просто она оказалась на Курсах в девятнадцать лет – случай, конечно же, небывалый, вещь недопустимая, однако это произошло.

Так вот – Дара шла по одной из центральных улиц, все замедляя шаг, потому что боялась увидеть еще одну прореху в своей жизни. Все же она вошла под арку и оказалась в длинном дворе. Точнее говоря, это были несколько дворов, не зря здание в свое время называлось пассажем Геккельна, по имени архитектора, и один от другого отделяли именно высокие, до четвертого этажа достигавшие арки.

Много лет назад эти небольшие дворы имели жалкий вид – безалаберное население превратило их в настоящие свалки. Сейчас у пассажа появился какой-то сердитый хозяин – во дворах даже завелись палисадники, огороженные оградками на манер кладбищенских, и чугунные скамейки. Первые этажи занимали кафешки, салоны, бутики – словом, цивилизация процветала.

В этой цивилизации не нашлось места для старой черемухи, чьи ветви касались окон третьего этажа, так что аромат в комнате был оглушительный. Черемуху, понятное дело, срубили, чтобы освободить пространство перед витринами еще одного салона – кожаной одежды.

Все было не так – не май, и не черемуха, и не девятнадцать лет, и не все впереди, и не полный блокнот стихов, в этом по-европейски стильном дворе не осталось места прошлому, получился двор-новодел, где прошлое не предусмотрено дизайнером, и все же Дара не сбежала. Наоборот – она вошла в кафе напротив той призрачной черемухи, села, заказала крепкий кофе, пятьдесят грамм «Метаксы», бутерброд с лососиной. И стала смотреть на окна третьего этажа.

Еще совсем недавно она сразу поняла бы – что там, за шторами. Теперь она оказалась обыкновенной женщиной, не умеющей проделывать магические трюки; женщиной, чья интуиция не воспитывалась лучшими мастерами; женщиной, имеющей всего лишь одно имя… впрочем, никто не отнимал у нее полученного при посвящении имени «Дара», так что хоть в этом она отличалась от других посетительниц кафе.

На подоконник опустились голуби – впрочем, и голуби тоже были не те. Дара подумала, что и подоконник наверняка не тот – призрачная черемуха гуляла меж окон, и понять, какое именно – заветное, Дара все еще не могла.

Голуби вспорхнули, окно приоткрылось, рука быстрой струйкой просыпала вдоль всего подоконника крошки и исчезла. Чья рука? Мужская, женская?

Дара не успела даже этого понять и рассердилась. Но пришлось отпить коньяка, сжечь в его маленьком остром огне свое раздражение, расслабиться, ждать дальше и думать, и думать.

Тот, кого она хотела обнаружить за стеклом, был, скорее всего, давно и удачно женат, растил детей, но Даре не было никакого дела до этой гипотетической семьи. Она хотела выследить того первого, в ком впервые в жизни увидела не мальчика, но мужчину, будущего своего мужчину, а что не сбылось – так это уже совсем другая история.

Ей просто нужно было посмотреть в его глаза.