Дьявол не любит ждать

Матис внимательно оглядел странное здание. На бетонной стене через неравные («произвольные», как наверняка сказал бы автор этого сооружения) промежутки были укреплены какие-то непонятные деревянные композиции, напоминающие картины кубистов. По всей видимости, они были призваны придать безликому фасаду бетонной башни хотя бы подобие выразительности и индивидуальности. Скорее всего эти композиции должны были перекликаться с образом радуги, давшим название комплексу из двух зданий и дугообразного перехода над шоссе. Впрочем, дерево оказалось материалом куда менее прочным, чем бетон: большая часть декоративных элементов была либо утрачена, либо испорчена до неузнаваемости. Жалкие остатки, по-прежнему украшавшие фасад, придавали ему какой-то гротескный и даже зловещий вид: так выглядит морщинистая старуха, ярко и небрежно накрасившая губы.

Матис подошел к лестнице и показал полицейскому свое удостоверение:

— Где труп?

— В морге, месье.

— Уже опознан?

Полицейский достал из кармана блокнот:

— Юсуф Хашим. Тридцать семь лет. Метис, черноногий[8] — точно не знаю.

— На него что-нибудь есть?

— Нет, месье. Но это ни о чем не говорит. В этом районе у нас вообще мало на кого что-нибудь есть, хотя, ясное дело, большинство местных не дружат с законом, мягко говоря. Мы в эти кварталы редко суемся.

— Я так понимаю, они здесь сами себе полиция.

— Это же гетто.

— Как его убили?

— Одним выстрелом в упор.

— Пойду осмотрю место преступления.

— Пожалуйста, месье. — С этими словами полицейский поднял веревку, которой был перекрыт вход на лестницу.

Там стояла такая вонь, что Матису пришлось задержать дыхание, а потом, когда он поднимался по ступенькам, дышать ртом. Он прошел вдоль галереи, удивленно разглядывая крепления цепочек и засовов, которыми местные обитатели пытались хоть как-то усилить свои хлипкие двери. Из некоторых квартир доносились звуки включенного радио или телевизора либо громкие возбужденные разговоры. В дополнение к вони от человеческих испражнений в галерее ощущался легко узнаваемый запах кускуса и кебаба.

Каким же кошмаром должна быть жизнь этих метисов, полукровок или черноногих — французов, родившихся в Алжире. «Они же как животные, — подумал Матис, — только запертые не внутри, а снаружи — за пределами города-клетки». Впрочем, в его служебные обязанности не входило вникать в несовершенство мира. От него требовалось выяснить, не было ли убийство Хашима чем-то большим, нежели обычный выстрел в ходе криминальных разборок между местными обитателями, и какое отношение вся эта история могла иметь к работе Второго управления.

Начальник отдела, само собой, потребует письменного отчета, так что лучше хотя бы постараться проникнуться атмосферой этой «Радуги», чтобы нащупать нить событий. По возвращении в офис придется просмотреть все досье по сходным убийствам, а также связаться со Службой иммиграции и на основании предоставленных данных попытаться установить, есть ли между этими преступлениями какая-либо связь и нет ли тут повода для серьезного беспокойства. Целый отдел во Втором управлении занимался негативными последствиями французских колониальных войн. Восьмилетняя борьба за независимость Алжира жестоко расколола не только сам Алжир, но и Францию; политические проблемы, вызванные этим расколом, нарастали как снежный ком, и решить их удалось лишь вернувшемуся, казалось бы, из политического небытия генералу де Голлю — лидеру времен Второй мировой войны. Губы Матиса дрогнули в улыбке, когда он вспомнил, каким почтением и обожанием проникалось лицо Сильви, когда она с придыханием произносила имя великого человека. В то же самое время куда более болезненным и позорным в геополитическом плане было поражение французской армии в Индокитае, вернее, в той его части, которая теперь провозгласила себя Вьетнамом. Унижение от разгрома под Дьенбьенфу словно каленым железом обожгло душу Франции, оставив глубокую, до сих пор не зажившую рану.

«Утешает в этой ситуации, — подумал Матис, — только то, что и американцы, втянувшиеся в войну в этом регионе, оказались на пути к катастрофе». Что же касается его лично и его коллег, то для них Алжир и Индокитай представляли собой несколько иную, хотя тоже безрадостную картину: Францию наводнили тысячи иммигрантов, озлобленных, нищих, склонных к насилию; многие имели криминальный опыт, а некоторые, как стало выясняться в последнее время, были заклятыми врагами Французской Республики.

Матис методично зарисовал план квартала и предположил направление, откуда убийца мог подойти к этой пропахшей мочой лестничной площадке. Кроме того, он набросал в блокноте несколько предварительных рекомендаций, которые собирался дать участковому местной жандармерии.

Закурив еще одну сигарету, Матис спустился по лестнице. Поблагодарив полицейского, он направился к обочине шоссе, где его ждал «ситроен», по-прежнему урчавший мотором на холостых оборотах.

— Отвезите меня в морг.