Дьявол против кардинала

Герцог кривил душой: он знал, что три дня назад Маргарита с Гастоном обвенчались, после чего принц, вступив в права супруга, уехал к матери в Брюссель.

Глава 5

БРАТ НА БРАТА

Летом Анри де Монморанси переезжал из Монпелье в свой замок в Пезена, стоявший на высоком холме, откуда открывался чудный вид на виноградники, на заросшую густым кустарником равнину, еще не выжженную солнцем, и на серебристую ленту Эро. Вслед за ним туда устремлялся весь его «двор», и балы, приемы, балеты возобновлялись на новом месте. Хозяин замка любил и умел веселиться; подъемный мост всегда оставался опущенным, а ворота открытыми; из залов доносилась приятная музыка, а поварята на кухне без роздыху крутили над огнем вертелы с насаженными на них тушами.

Вечером дорога к замку была освещена тысячей факелов — точно огненная змея, извиваясь, ползла в гору; в залах же было светло, как днем, от сотен зажженных свечей. Герцог переходил из зала в зал, беседуя с гостями, лукаво посверкивая карими глазами и улыбаясь в пышные усы. Никто и не представлял, как тяжело у него на сердце, и какие думы тревожат его, не давая покоя.

В Брюсселе полным ходом шли приготовления к военной кампании: Гастон намеревался пройти через Бургундию и Овернь, при этом Карл Лотарингский завоюет Шампань, а губернатор Кале сдаст город испанцам. На успех можно было рассчитывать в том случае, если на сторону заговорщиков перейдет Лангедок, подвластный Монморанси. Весь прошлый год в разных уголках страны вспыхивали волнения крестьян, вызванные недородом; жители Лангедока восставали против взимания податей комиссарами Ришелье. Недовольство королевским министром росло, но…

Во Франции едва-едва утихли Религиозные войны, и что же — снова брат на брата? Монморанси был миролюбивого нрава, хотя даже самый дерзкий наглец не посмел бы обвинить его в трусости. Ему предстояло принять тяжелое решение: Гастона не удержать, тем более что принца изо всех сил подталкивает королева-мать и субсидируют испанцы, восстание может вспыхнуть в любой момент, и в этом случае он сам окажется между двух огней — между королевской армией и повстанцами.

Герцог перехватил встревоженный взгляд жены и ободряюще улыбнулся ей. Фелиция состояла в дальнем родстве с королевой-матерью и ненавидела кардинала. Когда месяц назад казнили Луи де Марильяка, Монморанси и сам возмутился: со старым воином расправились в назидание тем, кто дерзнул бы выступить на стороне мятежников, это было очевидно. А такие непременно найдутся. И все же на письмо Ришелье, наверняка знавшего о планах «брюссельцев», герцог ответил искренними уверениями в преданности.

Улыбаясь дамам, раскланиваясь с именитыми соседями, Монморанси прошел через анфиладу парадных зал и поднялся по лестнице на другой этаж. В кабинете его уже давно дожидался епископ Альбигойский.

Епископ сидел в кресле, сцепив тонкие белые пальцы; герцог медленными шагами расхаживал по кабинету, стараясь не смотреть в его сторону, и покусывал ус. Молчание слишком затянулось, и прелат решился его нарушить.

— Гонец уезжает в Брюссель сегодня вечером, что передать его высочеству?

Монморанси остановился вполоборота к епископу. Его сердце разрывалось на части. Он искренне любил Гастона за веселый, незлобивый нрав, и понимал, что тот сейчас совершает величайшую ошибку в своей жизни. А он сам? Как ему быть?

— Передайте его высочеству, чтобы он ждал моего сигнала и ни в коем случае не выступал раньше, — сказал он, наконец.

Епископ молча кивнул, и герцог вышел.

…Гонец не застал Гастона в Брюсселе: тот выступил в поход в середине июня во главе пяти тысяч наемников, собранных с бору по сосенке.

Впереди этого войска скакали глашатаи, распространявшие Манифест монсеньера, в котором тот призывал народ встать под его знамена, чтобы освободить короля от власти кардинала. Дижон отказался открыть ворота; члены местного парламента заявили, что выполняют только приказы короля. По пятам за Гастоном шла армия под командованием Ла Форса и Шомберга. Ему не оставалось ничего другого, как идти в Лангедок.

Пиры в замке Монморанси прекратились, гости разъехались. Герцог с раннего утра садился на коня и скакал по полям — так ему лучше думалось. Его жена не находила себе места от тревоги — что будет? Что решит ее муж? Он избегал разговоров на серьезные темы, но однажды вечером ему все же пришлось уступить ее настойчивости.

— У меня нет выбора, — устало сказал Анри, садясь в кресло и заслоняя глаза рукой. — Провинциальные штаты просят меня взять Лангедок под военную защиту. Пришлось арестовать королевских депутатов…

— Вот увидите, все будет хорошо, — торопливо заговорила Фелиция, присаживаясь на скамеечке возле его ног и беря его за другую руку. — Эти депутаты — ставленники Ришелье. Вы же не идете против короля! Он одумается и прогонит от себя кардинала. Разве у него есть более верный слуга, чем вы!

— Да-да, — вздохнул герцог.

Они помолчали.

— А не выйдет ничего — что ж, попрошусь на службу к шведскому королю, — тихо произнес Монморанси, отвечая собственным мыслям.