Дьявол Шарпа

Вонь стояла невыносимая. Действуя лопатой, как рычагом (благо, могила была неглубока), Шарп поддевал одну за другой доски крышки, вырывая державшие её подковные гвозди. Кокрейн выуживал деревяшки и бросал в кучу вынутого щебня. Забывший о пациентах МакОли, вытянув шею, заглянул в яму.

Саваном Вивару служил отрез синего вельвета. Шарп поддел его заступом и потянул вверх. Слежавшаяся присохшая кое-где ткань поддавалась плохо. Каждая манипуляция выбрасывала в воздух новую порцию зловония. Борясь с подступающей к горлу тошнотой, Шарп, в конце концов, выдернул край и, откинув его в сторону, открыл тело.

— Святой Господь! — МакОли истово перекрестился.

— О, Боже! — прошептал Шарп.

Майор Суарес сполз на пол.

— Богоматерь Дева Мария! — Харпер осенил себя крёстным знамением и с ужасом уставился на Шарпа.

Кокрейн ехидно продекламировал:

— На полслове мольба пресеклась.

Мы застыли, дрожа от хлада,

Узнавать в тленом тронутой плоти страшась

Черты, милые сердцу когда-то…

И разразился хохотом.

В синий поблекший вельвет был завёрнут мёртвый пёс, гнилой, покрытый червями и клочьями жёлтой шерсти. Дохлую собаку похоронили вместо дона Блаза Вивара рядом с алтарём, так что, не раскопай могилу неугомонные Шарп с Харпером, бедный пёс в Судный день вознёсся бы к Создателю, летя за безвестными чилийскими святыми.

— Гав-гав! Гав-гав! — изнемогая от смеха, пролаял Кокрейн, и Шарп поймал себя на том, что в который раз за время этой чёртовой поездки в это чёртово Чили понятия не имеет, что делать дальше.

— Ясно, почему Батиста не хотел, чтобы мы совали нос в могилу, — удручённо произнёс Харпер, — Но почему собака?

— Усилия донны Луизы не пропали втуне. — предположил Шарп, — Мадрид теребил. Надо было, прошу прощения за невольный каламбур, кинуть им кость, и длинноносый кинул.

— Но собака? — не мог успокоиться ирландец, — Человеческих останков не нашли? Да тут жизнь людская гроша ломаного не стоит!

— Учитывая отношение Батисты к дону Блазу, можно было бы предложить, что собака — своего рода месть, но, скорее всего, для него не имело значения, что класть в гроб. Он же не собирался его вскрывать. К тому времени, как он озаботился поддельными похоронами Вивара, прошло три месяца, и Батисте требовалось, чтоб из гроба воняло мертвечиной. Бедная псина добросовестно воняла. И все были довольны, пока не припёрлись мы. — с горечью рассуждал Шарп.

Холодный ветер подхватывал его слова и уносил на юг. Друзья брели по крепостной стене, с которой только что выбросили останки несчастной дворняги.

— Может, он и письмо от Наполеона подбросил? — неуверенно молвил ирландец, — Веский предлог вышвырнуть нас вон. Хотя донна Луиза не успокоилась бы. Нами дело бы не кончилось.

— Высылая нас, Батиста сохранял тайну и выигрывал время. Пока то, да сё, донне Луизе прислали бы роскошный гроб с серебряной табличкой, внутри которого она обнаружила бы сгнивший до полной невозможности опознания труп в шитом золотом мундире.

Харпер остановился у амбразуры и посмотрел на далёкий горный кряж:

— А где же дон Блаз?

— Где-то там. — Шарп кивком указал на север, на тёмные холмы, перемежаемые долинами.

Там и предстояло искать труп их друга. Не то, чтобы Шарпу хотелось искать. Наоборот, ему смерть как не терпелось убраться из этого края, чуждого всему, что он знал и любил.

— Нам нужны две лошади. Ну, и прочее.

Харпер с тоской осведомился:

— Что, придётся остаться?

У Шарпа на душе тоже кошки скребли:

— Пока не найдём Вивара.

— Да не найдём мы его! — возмутился ирландец, — Суарес говорил же: они каждый камень в округе подняли, под всякий кустик заглянули. Ничего не нашли! Батиста задействовал тысячу людей!

— И что же я должен сказать донне Луизе по возвращении? Что мы побрезговали стать тысяча первыми? — приступ раздражения миновал, и Шарп смягчился, — Надо, Патрик. Понимаешь, надо.

— Надо. — горько повторил ирландец, смиряясь, — Ладно. Дома-то что хорошего? Дети визжат, да Изабелла пилит, мол, пью много.

Шарп ухмыльнулся:

— Я бы на её месте беспокоился бы по поводу того, что ты много ешь.

— А я не много ем, особенно последние пару недель! — Харпер тщетно попытался втянуть живот.

— Ты похудел. — сказал Шарп чистую правду.

Ирландец похлопал себя по брюху:

— Изабелла меня не узнает. Я буду поджарый, полупрозрачный. Если буду жив, конечно.

— Полмесяца. Полмесяца, и, вне зависимости: найдём-не найдём, едем домой. — пообещал Шарп, надеясь подбодрить приунывшего друга.

Текли дни. Шарп собирался сразу отправиться в долину, где пропал Вивар, но это было невозможно. В провинции царил кавардак. Сбежавшие из Пуэрто-Круцеро солдаты грабили фермы и поселения. Индейцы, почуяв слабость поработителей, охотились на европейцев. Кокрейн справедливо указывал Шарпу с Харпером, отговаривая их от поездки в долину:

— На лбу-то у вас не написано, что вы — иностранцы. Дикари увидят белую кожу и решат побаловать себя на ужин деликатесом: «белое мясо под фиговым соусом». Кстати, очень может быть, что так кончил дни ваш Вивар, превратившись в кучу обглоданных костей и десяток сытых отрыжек.

— Разве туземцы — людоеды? — удивился Шарп.