— Нас интересует убийство замминистра В финансов. Я пытался говорить в пресс-центре контрразведки, все бессмысленно. Вчера узнал, что дело передано вам, потому и пришел.
— Что интересного? Убийство как убийство, мешал кому-то человек, его застрелили. Нормально.
— У вас такой юмор?
— Лишь констатация факта. — Гуров впервые внимательно посмотрел на гостью.
Не сказать — красива, но мимо не пройдешь. Главное, конечно, глаза, миндалевидные, затемненное густыми длинными ресницами, смуглая кожа с персиковым пушком, нос короткий, прямой, губы излишне полные, негроидные, жгучая брюнетка с копной якобы неуложенных волос. Рост средний, грудь полновата, талия имеется, но не сказать, что тонкая, старается казаться выше, оттого высоченный каблук и подчеркнуто прямая осанка. Возраст определить сыщик не решился бы, тридцать с небольшим, возможно, сорок без года или двух.
— Смотрите, словно прицениваетесь, будто к вещи, которую собираетесь купить, — с легким вызовом сказала Татьяна, разомкнула с Гуровым взгляд, посмотрела на Турина. — Саша, человек констатирует факт, что в России убивают, считает, мол, это нормально. Как любят выражаться на Западе, мы, налогоплательщики, можем требовать…
— Кто мешает? — перебил Гуров. — Требуйте.
— Вы занимаетесь расследованием…
— Я занимаюсь розыском.
— Не перебивайте, будьте элементарно вежливым.
— Если я скажу, что вы снимаете картины, вы меня поправите, скажете, мол, снимает оператор, а режиссер фильмы ставит, создает. Кстати, Александр сказал, что вы режиссер, а документов ваших я не видел. Извольте! — Он перегнулся через стол, протянул руку.
— Как? — Татьяна покраснела. — Вы требуете мои документы?
— Прошу.
— Лев Иванович, кончайте, — попытался вмешаться Турин.
Но Гуров глянул недобро, повторил:
— Извольте предъявить ваше удостоверение.
Татьяна открыла сумочку, достала красную книжечку, чуть ли не швырнула через стол, но Гуров перехватил ее руку, удостоверение изучил внимательно.
— Благодарю, Татьяна Евгеньевна, профессия приучила к осторожности. Саша — ловелас, вы — женщина интересная, могли уговорить парня, мол, представь ты меня этому менту. А сама не режиссер, а журналистка, и получу я за ротозейство дополнительную головную боль.
— Ваши извинения принимаются. Объясните мне, не режиссеру, а человеку, женщине, почему сидите в кабинете, равнодушный, спокойный, когда убивают людей, тем более журналистов, вот, Стаса Травкина, телезвезду, убили.
— Я родился в России, следую традициям. В России не принято арестовывать и наказывать преступников. И чем больше человек пролил крови, тем безопаснее он себя чувствует. Разрешите? — Гуров закурил. — Вы человек образованный, не буду совершать экскурс в историю. Наши дни — Вильнюс, Баку, Тбилиси, Карабах, уничтожен российский город Грозный. Все убийцы на местах, известны, вы — молчок. И вдруг Стаса убили! А он такой известный и популярный был! И что вы на телевидении по поводу его смерти устроили, так это ваш позор. Рядом детишек невинных убивают, вы об этом две фразы в «Новостях». Матерого мужика, который сам был не без греха, шлепнули, так телевидение отключили, затем траурные лживые речи в двух студиях. Значит, люди делятся на две категории? Одних, безвестных, можно изничтожать с колыбели, других, популярных, тех не тронь? А уж лицемерия сколько было! Слезы, рыдания, золотого парня убили!
— Лев Иванович, остановись, о покойном нельзя так, — сказал Турин. — Стас приличным парнем был, талантливым безусловно.
— Что приличным и талантливым — верю, а что не без греха — никогда. А что у него две студии друзей набралось, так это уж сплошное лицемерие и ложь. Хватит об этом, каждый при своем. Что конкретно вас интересует в убийстве заместителя министра? Вы считаете, что убийцу высокопоставленного чиновника мы должны разыскивать как-то по-особенному?
Гуров был взбешен и не пытался скрывать свое бешенство. Он встретился взглядом с Татьяной, увидел в ее глазах ужас, спросил:
— Циничный, страшный я человек? Она опустила ресницы, что-то тихо пробормотала. Гуров не расслышал, повернулся к Турину:
— Что у тебя, выкладывай.
— У меня, как у всех, тоска. Я знаю, дело передано вам недавно. Безнадежно.
— Отнюдь.
— Найдете?
— Убийца не гриб. Убийцу не находят, а разыскивают. Разыщем, никуда он от меня не денется.
— И с экрана так сказать можно?
— Говори, коли не терпится. Только упомяни, мол, в личной беседе инициатор розыска высказал свое личное мнение. А прежде, чем говорить, подумай. Я сказал лишь, что разыщем, отнюдь не докажем и уж совсем необязательно судить станем. Вон сколько убийц по Москве в черных лимузинах да под охраной раскатывают, ни одного не судят и не собираются. Может, я такого убийцу разыщу, что не его, а меня посадят. А еще проще, убьют.