Дьявольские трели, или Испытание Страдивари

Напряжение в ее голосе слишком сильно даже для толстокожего Молинари, и теперь уже он медлит с ответом:

— Когда Анечка убежала из номера, что она взяла с собой?

— Вы уже знаете, верно? У нее была с собой скрипка. Она хотела вернуть ее какому-то… Бобу, кажется. Боб — это тот скрипач? Он американец?

— Русский.

— Значит, Анечка сейчас в Москве. Она мне всегда казалась целеустремленной девушкой. И неглупой. Вы поедете за ней туда?

— Да, виза будет готова в понедельник.

— Хорошо. Спасибо, что приехали навестить. Мне важно видеть кого-то, кроме полицейских и людей из посольства. Меня посадят надолго. Жалко совсем терять связь с миром.

— Но у вас же есть дети?

— Взрослый сын. Он работает в банке у отца. — Она не продолжает: и так ясно, что сын вряд ли одобрит то, что она сделала.

— Хотите, еще приду? — Молинари вдруг становится нестерпимо жаль эту сдержанную, очень прямо сидящую на стуле женщину, почти ровесницу его матери. Ему кажется, что он начинает понимать, чего ей стоит спокойствие: он видит напряжение в уголках ее рта, усталые складки вокруг глаз. — Вы бы могли рассказать мне свою историю. Я умею слушать.

— Приходите. — Она слегка пожимает плечами. — В моем положении от общения отказываться не стоит, наверное. И мне нравится говорить по-итальянски. Это из другой жизни.

— Вам нужно что-нибудь? Из одежды, например, или еще каких-то вещей?

— Спасибо, это все у меня есть. Узнаете что-нибудь об Анечке — расскажите мне, если еще придете.

— Хорошо. Я приду обязательно, — обещает Молинари, поднимаясь.

Константинова в первый раз за все свидание улыбается. Или ему только кажется, что вздрагивают кончики ее тонких губ…

Дожидаясь автобуса, Молинари думает об Анечке. Сколько хранится в системе эсэмэска, отправленная на выключенный телефон? Кажется, трое суток. А в России? Почему она не включает телефон? Как сообщить ей, что Иванов в Нью-Йорке? Понедельник — это еще очень не скоро.

* * *

— Ты вправду подписался навещать Константинову? — спрашивает Штарк, пораженный рассказом Молинари. Сыщик развалился напротив в любимом кресле Макса Финкельштейна и попивает «Хайнекен», извлеченный без спросу из холодильника. Макс допоздна торчит в галерее, готовит новую выставку, так что Иван с Софьей почти всегда одни дома.

— Ну да, я обещал к ней заходить. Ее засадят надолго. А она помогла Анечке. Может, даже спасла ее.

— Это она так говорит… Мне что-то не верится про попытку изнасилования.

— Когда твой знакомый кого-то насилует, в это никогда поначалу не верится. Ты пробовал звонить Анечке? — Том попросил Штарка понабирать ее известные номера: мало ли, вдруг она блокирует только его, Молинари, звонки.

— В московской квартире номер, похоже, отключен за неуплату. Сотовый весь день был выключен.

— Черт! Зря ты все-таки не поехал в Москву. Люди Константинова тоже читали газеты и наверняка вычислили ее: везде пишут про азиатскую красавицу! Мало ли что им взбредет в голову… Когда мы доберемся до России, можем не найти ни ее, ни скрипку.

— Люди Константинова — теперь чьи-то еще. Им надо выслуживаться перед новым начальством. Но хорошо, я полечу первым. Соня, поедем домой? Пока тебе еще можно летать?

— Поедем, конечно. Мне здесь не хочется сидеть без тебя. Ты же все равно собираешься?

— Закажу тогда билеты на завтра. Сегодня мы же на концерт идем. Поговорим с Ивановым.

— К черту Иванова и его паскудный концерт. — Молинари сминает в руке пустую пивную банку и с силой запускает ее в угол комнаты.

— Не хочешь — не ходи. В принципе я и без тебя могу с ним пообщаться.

— Пойдем с нами, Том, вдруг он и правда второй Курт Кобейн, — примирительным тоном просит Софья.

— Ну, конечно, я пойду, что мне еще делать! Спать я не могу, вашей дурацкой визы у меня нет… Не нажираться же в одиночестве, как какой-нибудь русский.

— Тогда, может, сходишь домой переодеться после тюрьмы? — интересуется Штарк.

— Да, да, мистер Здравый Смысл. Увидимся в клубе.

В Blue Note Иван с Софьей идут пешком: в этот приезд они вообще почти не пользуются такси — здесь все рядом. Штарк думал, что Софья будет быстро уставать, но она пока ходит с удовольствием — говорит, что поддерживает форму. Кроме сохранившейся страсти к Акунину — теперь Софья скачивает романы через Интернет, — в ее поведении нет ничего необычного, и Штарк не знает, радоваться этому или ждать каких-нибудь особо извращенных причуд по мере того, как у нее будет округляться живот.

К 10:30 у дверей клуба очередь. Очевидно, на новое открытие Геффена хотят поглазеть многие. Молинари уже ждет их за столиком. Как только Штарк и Софья усаживаются рядом, им приносят бутылку «Дом Периньон» с запиской: «Наслаждайтесь шоу. Эбдон Лэм». Штарк ищет Лэма глазами, но не находит — и чокается с Софьей, решившей, что немного шампанского ей не повредит. Молинари не прикасается к вину и заказывает двойной «Джек Дэниелс».

— Ты не звонил ей больше? — спрашивает он.

— Нет, — отвечает Штарк. — Мы завтра летим в Москву. Все будет нормально, Том, расслабься, давай послушаем музыку.