Диджериду

Мне показалось, что в отражении гладкой поверхности надгробия мне предстает видение: рядом с мавзолеем вновь висят красные флаги.

— По ленинским мудрым заветамНас партия к счастью ведет.

Ганлин стонал марш, а танки ехали с площади задом наперед.

— В стране всенародного братства…

Мой нагрудный карман полегчал, опустев — раньше там был новый российский паспорт.

— Над Москвою чудесной,Над любимой землей…

— пошел я на второй припев.

И я уже не мог сомневаться, призрак воистину восстает, но то был призрак не моего брата, а советского государства…

— Ты горишь всегда над нами,Как солнца ликующий свет!

— доиграл я последнюю строчку припева.

Кладбище исчезло. Я сидел в столовой напротив «Лунной сонаты» рядом с братом. Перед нами стояли тарелки с гуляшом, а радио трещало что-то патриотическое. Я вернулся в день перед путчем.

Как же… как же все прошло удачно! Не придется придумывать, как призраку играть на живом инструменте и все такое… Я мысленно возблагодарил тибетских монахов.

Брат болтал про диджериду.

— Стасик, — уговаривал он, — это же будет культурный прорыв! Для «Балагуров», для всего Союза!

Я открыл рот, чтобы сказать: «Хорошо, пойдем, купим его, пока ты мне своими словами новую дырку в ухе не протер», но язык меня не слушался. Я не мог согласиться с Ванькой. Я же его ненавидел!

Брат продолжал:

— Ну Стасик, у тебя же есть деньги… Я тебе потом верну.

Я говорил себе: ну же, хотя бы молча достань кошелек, протяни ему деньги и все мучения закончатся, — но даже пальцы отказывались мне повиноваться.

— Нет, — смог наконец сказать я. — Ты не получишь от меня ни копейки на свой чертов диджериду. А теперь проваливай!

Ванька посмотрел на меня, будто сомневаясь, что я действительно его брат, а не неведомый инопланетянин в знакомом обличье. Потом встал, не проронив ни слова, вышел на улицу и сел в машину… где и благополучно взорвался.

И пусть через час моя душа, одержимая ванькиной вездесущностью, будет рыдать. Пусть. В этот момент — здесь и сейчас — она ликует.