Дикая

Среди всего, что я совершила в своей жизни, среди всех тех версий себя самой, которые я проживала, был один аспект, который никогда не менялся: я была писательницей. Я намеревалась когда-нибудь написать собственный роман. И мне было стыдно, что я пока еще ни одного не написала. Десять лет назад я была совершенно уверена, что к этому моменту уже опубликую свою первую книгу. Я написала несколько коротких рассказов и сделала серьезную заявку на роман, но сказать, что эта книга скоро будет готова, пока было нельзя. За всеми перипетиями последнего года казалось, что писательская муза покинула меня навсегда. Однако во время похода я почувствовала, как роман возвращается ко мне, вплетая свой голос во фрагменты песен и обрывки рекламных мелодий, кружащиеся в моем мозгу. И в то утро на Олд-Стейшен, разрывая книгу Миченера на стопки по пять-десять страниц, чтобы бумага хорошо горела, присев на корточки возле кострища в лагере, чтобы поджечь их, я решила взяться за работу. Мне в любом случае нечем было заняться в течение всего этого долгого дня, так что я уселась за стол для пикников и писала до самого вечера.

Я намеревалась когда-нибудь написать собственный роман. И мне было стыдно, что я пока еще ни одного не написала.

Подняв глаза, я увидела, что бурундук прогрызает дырочку в матерчатой двери моей палатки, пытаясь добраться до съестных припасов. Я отогнала его, ругаясь на чем свет стоит, а он взобрался на дерево и сердито трещал на меня оттуда. К этому времени палаточный городок вокруг меня ожил. На большинстве столов для пикника теперь стояли переносные холодильники с пивом и походные плитки. На небольших мощеных парковочных площадках припарковались грузовички-пикапы и трейлеры. Я вытащила мешок с продуктами из палатки и взяла его с собой, решив вернуться в кафе, где вчера днем мы сидели с Триной и Стейси. Там я заказала бургер, наплевав на то, что потрачу на него почти все свои деньги. Следующая коробка с припасами ждала меня в государственном парке Берни-Фоллс, в 67,5 километра отсюда, но я могла добраться туда за два дня. Теперь наконец я научилась идти быстрее — выйдя из Белдена, я дважды проходила по 30 километров за день.

День выдался солнечный, было всего пять часов, и темнело сейчас не раньше девяти или десяти вечера, и я оказалась в кафе единственной посетительницей, поглощающей свой ужин.

Когда я вышла из ресторана, в кармане у меня бренчала только мелкая монета. Я прошла было мимо таксофона, потом вернулась к нему, сняла трубку, набрала 0, и внутри у меня все задрожало от смеси страха и возбуждения. Когда в трубке раздался голос оператора, я назвала номер Пола.

Он снял трубку на третьем звонке. Я была настолько захвачена чувствами при звуке его голоса, что едва смогла выдавить «привет».

Мы проговорили почти час, наш разговор был любящим и радостным, поддерживающим и добрым. И мне совсем не верилось, что он — мой бывший муж. Казалось, что это мой лучший друг.

— Шерил! — воскликнул он.

— Пол! — наконец вымолвила я, а потом в одной быстрой, сбивчивой тираде поведала ему, где нахожусь и что со мной случилось с тех пор, как я в последний раз его видела. Мы проговорили почти час, наш разговор был любящим и радостным, поддерживающим и добрым. И мне совсем не верилось, что он — мой бывший муж. Казалось, что это мой лучший друг. Повесив трубку, я бросила взгляд на свой продуктовый мешок, лежавший на земле. Он был почти пуст, голубой, как яйцо малиновки, продолговатый, сделанный из специально обработанного материала, который на ощупь напоминал резину. Я подняла его, крепко прижала к груди и закрыла глаза.

Я ушла обратно в лагерь и долго сидела за столом, сжимая в руках «Летнюю клетку для птиц», слишком переполненная эмоциями, чтобы читать. Я наблюдала, как люди вокруг меня готовят себе ужин, а потом — как желтое солнце плавится, разливаясь по небу розовыми, оранжевыми и нежнейшими лавандовыми оттенками. Я скучала по Полу. Я скучала по своей жизни. Но я не хотела возвращаться. Ужасный момент, когда мы с Полом сидели на полу после того, как я рассказала ему правду о своей неверности, все еще порой накатывал на меня жаркими волнами. И я сознавала, что начатое мною в тот момент, когда я выговорила эти слова, привело не только к моему разводу, но и ко всему этому — к тому, что я сейчас сижу одна в Олд-Стейшен, штат Калифорния, за столом для пикника под этим великолепным небом. Я не чувствовала ни печали, ни радости. Я не гордилась собой и не стыдилась себя. Я лишь чувствовала, что, несмотря на все неправильные поступки, совершенные мной в жизни, загнав себя сюда, я поступила верно.

Я по-прежнему была женщиной с дырой в сердце. Но дыра эта стала на какую-то крохотную долю процента меньше.