Дикая

— Не-а. Может быть, попозже, — сказала я, стараясь не показать голосом, в каком я отчаянии. Конечно, я хотела мороженого. Я просто не решалась его купить — из страха, что потом не смогу позволить себе снять номер. Когда мы вошли в тесный, полный народа магазинчик, я старалась не смотреть на еду. Встала у кассы, просматривая туристические брошюры, пока Грэг занимался покупками.

— Представляешь, весь этот городок однажды снесло лавиной, это было в 1852 году, — сказала я ему, когда он вернулся, обмахиваясь глянцевой брошюрой. — Снег сошел с предгорий.

Он кивнул, как будто уже знал это, облизывая свое шоколадное мороженое. Я отвернулась, видеть это было невыносимо.

— Я надеюсь, ты не против, но мне нужно найти какое-то дешевое место. Я имею в виду, чтобы переночевать.

Правду сказать, мне нужно было бесплатное место, но я слишком устала, чтобы искать кемпинг. В последний раз мне удалось поспать на маршруте в Высокой Сьерре.

— Как насчет вот этого, — сказал Грэг, указывая на старое деревянное здание через улицу.

На нижнем этаже был бар и ресторан; на верхнем — номера с общими ванными. Была только половина второго, но женщина в баре разрешила нам заселиться пораньше. После того как я заплатила за номер, у меня осталось 13 долларов.

— Хочешь сегодня поужинать внизу? — спросил меня Грэг, когда мы добрались до своих номеров и стояли перед дверьми, оказавшимися рядом.

— Конечно, — сказала я, слегка покраснев. Я не испытывала к нему влечения, и все же не могла не надеяться, что нравлюсь ему. Хотя прекрасно понимала абсурдность этого желания. В конце концов, может быть, это он прихватил мои презервативы. От этой мысли меня пробрала легкая дрожь.

— Можешь пойти помыться первой, — предложил он, указывая через коридор на ванную, которая была общей для всех обитателей нашего этажа. — Похоже, пока мы здесь единственные постояльцы.

— Спасибо, — кивнула я и отперла дверь своего номера, ступив внутрь. У одной стены стоял потрепанный древний гардероб с круглым зеркалом, а у другой — двуспальная кровать, плетеный стеллаж и кресло. С потолка в центре комнаты свисала голая лампочка. Я поставила Монстра на пол и села на кровать. Матрас взвизгнул, просел и опасно заколыхался под моим весом, но все равно ощущение было великолепное. Телу было почти до боли приятно посидеть на кровати, словно после ожога я погрузилась в прохладу. Походный стульчик, который заодно служил мне подушкой, как оказалось, был не таким уж и мягким. Большую часть ночей на маршруте я спала как убитая, но не потому, что мне было удобно. Просто я слишком уставала, чтобы обращать внимание на какие-то неудобства.

Мне хотелось спать, но руки и ноги были исполосованы пятнами грязи, а запах от тела шел убийственный. Забраться в постель в таком состоянии казалось почти преступлением. Последний раз я мылась как следует в мотеле в Риджкресте почти две недели назад. По коридору прошла в ванную. Душа там не было, только большая фарфоровая ванна на птичьих лапах и полка, на которой стопкой лежали сложенные полотенца. Я выбрала себе одно и глубоко вдохнула его свежий, чуть припахивающий отдушкой аромат. Потом сняла одежду и оглядела себя в зеркале — большом, в полный рост.

Я была похожа не столько на женщину, которая провела последние три недели в пешем походе по безлюдной местности, сколько на жертву ужасного преступления.

Зрелище было поразительное.

Я была похожа не столько на женщину, которая провела последние три недели в пешем походе по безлюдной местности, сколько на женщину, которая стала жертвой яростного и ужасного преступления. Синяки, чья цветовая гамма варьировалась от желтого до черного, покрывали мои руки и ноги, спину и задницу, как будто меня долго били палками. Бедра и плечи были усеяны волдырями и ссадинами, воспаленными потертостями и темными корочками в тех местах, где их постоянно обдирали лямки рюкзака. Под синяками, ранами и грязью я видела теперь новые, бугрящиеся мышцы, и в тех местах, где моя плоть прежде была мягкой, она стала плотной и твердой.

Я наполнила ванну водой, забралась внутрь и принялась отдраивать себя мочалкой и мылом. Спустя несколько минут вода стала настолько темной от грязи и крови, смытых с моего тела, что я спустила ее и наполнила ванну заново.

В этой второй ванне я вытянулась во весь рост, ощущая такую благодарность, какой в жизни не испытывала. Спустя некоторое время принялась исследовать свои ступни. Они были избиты, покрыты волдырями, и пара ногтей к этому времени полностью почернела. Я потрогала один из них и обнаружила, что он почти совершенно оторвался от пальца. Этот палец мучительно болел много дней, распухая все больше, и казалось, что ноготь вот-вот с него соскочит; но теперь он почти перестал болеть. Когда я потянула за ноготь, он оказался в моей руке после одного резкого укола боли. На его месте остался тонкий слой, который был похож одновременно на кожу и на ноготь. Эта кожица была прозрачной и слегка блестящей, как крохотный кусочек пищевой пленки.

— У меня ноготь отвалился, — сказала я Грэгу перед ужином.