Дикая

Я сбросила ботинки, сняла подушечки 2nd Skin и повязки из металлизированной клейкой ленты с ног и погрузила ступни в ледяную воду. Когда я их потерла, еще один почерневший ноготь оказался у меня в руке — уже второй за этот поход. Озеро было спокойным и чистым, обрамленным высокими деревьями и пышными кустарниками, росшими среди валунов. На глине я заметила ярко-зеленую ящерицу; она на мгновение замерла на месте, а потом бросилась прочь со скоростью света. Лагерь мужчин был недалеко от меня, дальше по берегу, но они пока еще не заметили моего присутствия. Прежде чем отправиться на встречу с ними, я почистила зубы, смазала губы бальзамом и провела расческой по волосам.

— А вот и она! — воскликнул мужчина, прежде сидевший на пассажирском сиденье, когда я приблизилась. — И как раз вовремя!

Он протянул мне красный пластиковый стаканчик, наполненный желтой жидкостью, которая, как я могла догадаться, и была «гавайской отверткой». В ней плавали кубики льда. Там была водка. И ананасовый сок. Сделав глоток, я подумала, что сейчас упаду в обморок. И не потому, что алкоголь ударил мне в голову, но от чистого великолепия сочетания жидкого сахара с алкоголем.

Двое белых мужчин были пожарными. Латиноамериканец — художником по натуре, но плотником по профессии. Его имя было Франсиско, хотя все обращались к нему только сокращенно — Пако. Он был двоюродным братом одного из белых мужчин и приехал в гости из Мехико-Сити, хотя все трое выросли в одном и том же квартале в Сакраменто, где до сих пор жили оба пожарника. Пако же десять лет назад уехал навестить свою прабабушку в Мексике, влюбился в мексиканку и остался там жить. Сыновья пожарных развлекались у нас за спинами, играя в войну, пока мы сидели вокруг сложенных костром поленьев, которые мужчинам еще предстояло разжечь, и воздух вокруг нас наполняли прерывистые вскрики, ахи, охи и имитация пальбы, когда мальчишки стреляли друг в друга из пластиковых пистолетов, прячась за валунами.

До того как отправиться на МТХ, я воображала себе бесчисленные купания в озерах, реках и ручьях. Но в действительности окунуться мне доводилось очень редко. Самое большее, на что меня хватало — ополоснуть лицо.

— Да ты, должно быть, шутишь!

— Да нет, ты наверняка шутишь! — так восклицали пожарные по очереди, пока я объясняла им, чем занимаюсь, и демонстрировала свои избитые ноги с восемью оставшимися ногтями. Они задавали мне один вопрос за другим, дивясь, качая головами и снабжая меня очередными порциями «гавайской отвертки» и кукурузными чипсами.

— Да, женщинам не занимать cojones[26], — протянул Пако, смешивая в миске гуакамоле. — Мы, парни, считаем, что они есть только у нас, но мы неправы.

Его волосы были похожи на змею, спускавшуюся вдоль спины, — длинный, толстый «конский хвост», перевязанный в нескольких местах по всей длине простыми резинками. После того как разгорелся костер, как мы съели форель, которую один из них поймал в озере, и приготовили рагу из оленины, причем олень был убит одним из них минувшей зимой — после всего этого у костра остались только мы с Пако. А остальные мужчины ушли в палатки почитать сыновьям на ночь.

— Хочешь выкурить со мной косячок? — спросил он, доставая самокрутку из кармана рубашки. Он раскурил ее, затянулся и протянул мне. — Значит, это вот и есть Сьерра, да? — проговорил он, глядя вдаль через темное озеро. — За все время, пока рос здесь, я ни разу туда не забирался.

— Это Хребет Света, — проговорила я, отдавая ему самокрутку. — Так называл его Джон Мюир. Теперь я понимаю почему. Я еще никогда так не видела свет, как здесь. Все эти закаты и рассветы на фоне гор…

— Значит, ты на «пути духа», правильно я понимаю? — проговорил Пако, уставившись в огонь.

— Не знаю, — вздохнула я. — Наверное, это можно и так называть.

— Так и есть, — подтвердил он, пристально глядя мне в глаза. Поднялся с места. — У меня есть для тебя подарок. — Он подошел к багажнику грузовичка и вернулся с футболкой в руках. Протянул мне, я расправила ее и подняла перед собой. На ее передней стороне был гигантский портрет Боба Марли[27], его дреды были окружены изображениями электрогитар и доколумбовых идолов в профиль. На спинке футболки был изображен Хайле Селассие[28] — тот человек, которого растаманы[29] называют воплощенным Богом, окруженный красно-зелено-золотым водоворотом. — Это священная майка, — сказал Пако, пока я разглядывала ее при свете костра. — Я хочу, чтобы она была у тебя, ибо я вижу, что ты идешь вместе с духами животных, с духами земли и небес.

Я только кивнула, не в силах выговорить ни слова от эмоций, опьянения и крепкой, как скала, уверенности, что эта футболка действительно священна.

— Спасибо, — пробормотала я.