Дикая. Дочь каганата (СИ)

— Тогда отправляемся, — приказал император и протянул Хадаан руку, помогая взобраться в повозку. Следом он подсадил сыновей и только потом сел сам.

Окружившая стража, сидя верхом, не мешала рассматривать всё вокруг, только что перекрывала дорогу, замедляя движение остальных. Не каждый с первого раза понимал, что перед ними сам император, кто-то даже пытался возмущаться, однако лазурные гербы с золотыми львами мигом приводили их в чувство. Не каждый мог позволить сопровождать себя государственной символикой, а уж с золотыми львами — только императорская семья. Впрочем, по мнению Хадаан, лучше бы они ехали верхом и без такого приметного сопровождения. Безопасность, безусловно, важна, но всем этим блеском и толпой они привлекали к себе только больше внимания.

— Случайно на нас и так и так не нападут, вся опасность в тех, кто мог запланировать покушение. От таких, буть мы хоть трижды под прикрытием, нам не спрятаться. Потому — лучше привлечь внимание толпой, чем обнаружить себя в плену или, того хуже, с перерезанной глоткой в «трясине».

— Трясина? Что это?

— Преступный район, в самой низкой точке города, ближе к лесу. Изначально это была пустынная территория, пока её не обжили бедняки, а после и торговцы, нечистые на руку.

— Бедняки? — удивился Лукиан, и Валентин начал шёпотом объяснять ему, кто же это такие.

— О чём я и говорила, — хмыкнула Хадаан, — рада, что наследник осведомлён на этот счёт. Ваше высочество, вы знали, что в столице есть так называемая «трясина»?

— Нет, тётя Хадаан.

— Вы же тоже не были в курсе.

— Чем опечалена донельзя. Такой яркий момент, а упущен, — девушка нахмурилась. — Действительно странно.

— Об этом мало говорят, предпочитая игнорировать, да и «трясиной» называем только мы, жители Раванны.

— И с этим ничего не поделать? То есть, не разогнать «трясину»?

— Нет, бедность есть везде и всегда, от неё не избавиться. Как и от преступников.

— Не соглашусь…

— И вы можете оставаться при своём мнении, но реальность такова, Хадаан. Дай десяти беднякам средства на существование, девять — выберутся из трясины, станут уважаемыми гражданами, но обязательно будет тот, кто все средства растратит на минутные радости и продолжит существовать в своей тьме. У него наверняка появятся дети, и, что парадоксально, именно у таких пропащих людей их много, они будут видеть плохой пример и расти по подобию. Трясина — она ведь на то и трясина. Из неё сложно выбраться.

— А преступность?

— Тем более. Человек по своему существу такой, что ему редко бывает достаточно. Всегда нужно больше, лучше, красивее. У нас говорят: «У соседа всегда лучше», «Хорошо там, где нас нет». Люди стремятся к эфемерному образу лучшей жизни, они достигают её, но всегда появляется тот, у кого «дом богаче», «жена красивее», «конь породистее». Не будет трясины — хорошо, но люди живут не по совести даже во дворце, хотя он, казалось бы, оплот идеальной жизни. И я сейчас говорю про одну только зависть, а ведь люди подвержены ещё многим другим порокам.

— Мне вдруг захотелось помыть руки, — хо-каана поморщилась и перевела взгляд на детей. Могло показаться, что они их не слушают, увлечённые новыми видами, но Хадаан уже знала — эти дети слышат всё, даже если не подают виду.

— Надеюсь, вы не думаете, что мы посетим этот район?

— Не с детьми, — девушка тонко улыбнулась, намекая, что очень даже думает.

— Я вряд ли ещё смогу так выбраться.

— Но у меня ведь нет запрета на покидание дворца? Да и личность я не столь знаменитая, могу и незаметно…

— Не будем об этом, — прервал её Самор и заговорил с сыновьями. Он лаконично и терпеливо отвечал на вопросы детей, развлекал историями, мотивируя их интерес, и даже пришёл к выводу, что прогулка — верное решение.

Поужинали они в ресторации, предварительно проверив всю еду на яды, и продолжили изучать город, повернув обратно только когда начало темнеть. Столица Фрисса была невероятно большой и развитой. Если в Бойхайе иностранцы являлись редкостью, и увидеть их можно было только в торговом районе или на ежемесячной ярмарке, то Раванна открывала свои двери для жителей со всего мира, чем те пользовались с радостью. Впрочем, город не являлся главной торговой точкой, в отличие от «второй столицы» Сиртима — портового города, Раванну можно было бы назвать даже тихой. Хадаан охотно поверила императору, но ей было даже несколько страшно представлять, что творится в Городе Моря.

Уже у дворца один из стражников передал Самору письмо, прочитав которое, он хмуро глянул на бойхайку. Всё же это было скорее волнение, нежели злость, и оно передалось девушке вмиг. Письмо было разорвано на несколько кусков и возвращено стражнику, а император так и не озвучил написанное. Только когда они расходились по покоям, он сказал:

— Амадей сегодня не вернётся. Не волнуйтесь.

Принц был в смятении. И снова эти неясные скачки от одной мысли к другой! Ужасное чувство. Нет, он не поедет на эту «прогулку», жёнушке будет достаточно общества императора, да и не хотелось мужчине снова видеть, как эти двое мило общаются. Почему она со всеми такая вежливая, кроме него?