Дикая. Дочь каганата

Кто-то взял её за руку, вырвав из задумчивости, и повёл в сторону. Жрица, с ног до головы укутанная в серо-кремовую ткань, привела её в небольшую комнату и указала на деревянную кровать. Бойхайка машинально отметила и пустоту, и отсутсвие окон, только свечи в подсвечниках, да кровать, застеленная коричневым грубым покрывалом.

— Ложись, дитя, оставь мысли и волнения, — жрица улыбнулась, отпуская руку девушки. — Нет ничего постыдного в том, чтобы доказать свою нетронутость: всевышний знает правду и так, но он также ведает и о сомнениях народа. Он защищает своих дочерей, позволяя жрицам провести ритуал. Ложись, девочка, и ни о чём не думай…

Хадаан на секунду зажмурилась, но безропотно последовала приказу. Лёжа с раздвинутыми ногами и задёрнутой юбкой, она могла лишь поражаться. И как же можно достоверно проверить нетронутость, если – и редкая бордельная девка не проворачивала подобное – ощущение невинности нетрудно восстановить? Или у служителей храма свой метод, достоверный? Подобные размышления позволили ей не зацикливаться на происходящем, и к гостям она вернулась всё такая же спокойная. И всё же как они могут достоверно судить?..

Амадей не смог сдержать своё недовольство: когда жрец озвучил вердикт, принц цыкнул, да так, что только глухой не услышал.

Самор лишь помолился Богу, чтобы всё прошло гладко. Бойхайка невинна, в чём он почти не сомневался, осталось лишь пару шагов.

— Хадаан, дочь Хулана, принимаешь ли ты новую жизнь, отпускаешь ли старую?

— Да, -- по-старому уже точно ничего не будет.

— Бог дал тебе имя, — кивнул жрец, принимая ответ. — Пласида, спокойная.

Это звучало, как насмешка. Шутка ли, Хадаан, которую иначе, чем Дикой, никто не называл, была наречена Пласидой, спокойной. Самор заподозрил бы подлог, если бы не знал — имя для уверовавшего выбирается путём жребия, это священное действо, которое никто не смеет нарушить.

— Хадаан Пласида, дочь Хулана, с этого момента и до самой смерти, пока один из супругов навеки не закроет глаза, ты являешься супругой Амадея Дементия Марка, принца Фрисской Империи, теперь ты - принцесса Хадаан бэй Хулан Дементий Пласида, отныне следуй наставлениям Бога, будь верна и покорна. Склони голову, — бойхайка поклонилась, замерев в ожидании. — Амадей Дементий Марк, с этого момента и до самой смерти, пока один из супругов навеки не закроет глаза, ты являешься мужем Хадаан бэй Хулан Пласиды, после брака Дементий, отныне следуй наставлениям Бога, защищай семью и будь справедлив. Склони голову, — Амадей также поклонился, и вокруг шей супругов обвязали длинную красную ленту. — Одна жизнь на двоих, одна душа на двоих, следуйте праведному и верному пути, поддерживая друг друга. Будьте опорой, будьте силой, будьте слабостью друг для друга, пусть души ваши будут близки, не расходясь дальше, чем позволяет красная лента.

— Пусть души ваши будут близки, не расходясь дальше, чем позволяет красная лента, — повторили все хором, а новобрачные подняли головы.

Взявшись за руки, как того требовала церемония, они поклонились служителю храма и медленно пошли к выходу. Лента вокруг шеи ужасно раздражала и сковывала Хадаан, но она терпеливо взобралась на колесницу шаг в шаг с мужем, терпела, когда, съезжая со Священного Холма, они обогнули его раз семь, иначе бы дорога оказалась слишком крутой для колесницы, терпела, когда они объезжали город и жители без стеснения тыкали в них пальцами. Лишь тогда маска холодной отстранённости спала, когда на пиршестве с супругов сняли ленту, и руки Хадаан сами потянулись к шее в нервном жесте.

Самор, заметивший это, поморщился. Он помнил свою свадьбу и помнил отвратительное ощущение удавки, призванной связать души супругов. С каждой минутой она будто сильнее сжимала шею, нервируя до сбитого дыхания и раздражающих мушек в глазах. И это ощущал имперец, готовый к подобному с детства, а чувства бойхайки он даже сравнивать со своими не мог – ей тяжелее, намного тяжелее.

Невесту увели готовиться к брачной ночи, и на столе вдруг стало в разы больше алкоголя, и так не особо сдерживающие себя гости стали ещё веселее и болтливее, и погружённый в свои мысли император пропустил момент, как его брат вдрызг напился и встал изо стола. Остановить Самор его не мог – право брачной ночи никто не смеет оспаривать, потому он лишь наблюдал, как, шатаясь, брат выходит из залы, и надеялся, что пьянь не дойдёт до покоев, уснув где-то по пути.

Покои новобрачных

Руки Хадаан подрагивали, и она надеялась, что только они. Будь смелой – мамины слова набатом били в голове, но шум напуганного сердца сбивал весь настрой. Страшно. Неловко. Отвратительно?..