Джона стоит слева, спиной ко мне, склонившись над большим пнем, чтобы поставить на него полено. Неподалеку, рядом с небольшой кучей свеженаколотых дров, лежит топор. На Джоне только мешковатые джинсы и незашнурованные ботинки. Я прислоняюсь к дверной раме и молча любуюсь растяжением и напряжением мышц его обнаженной спины, когда он тянется за топором.
– Как спалось? – внезапно спрашивает Джона, его голос с утра особенно хрипловат.
– Довольно хорошо. – Я прочищаю собственное горло. – Слегка хочется пить.
– Вот это сюрприз, – язвительно произносит Джона. – Той воды, что у нас была, должно было хватить на неделю.
– Да, если ты верблюд.
И ты не привык ежедневно выпивать по двухлитровой бутылке, как это делаю я дома.
Он оглядывается через плечо, его взгляд на краткий миг задерживается на моих голых бедрах, а затем возвращается к дровам. Джона замахивается топором, обрушивая его на полено. Оно раскалывается на две части.
Если есть такая вещь, как эстетичная рубка дров, то Джона ей владеет. А может быть, красив только он сам, потому что я могла бы смотреть на эту широкую грудь и коническую талию целыми днями. В памяти всплывает воспоминание о том, как его мощные плечи и руки напрягались надо мной прошлой ночью, и низ живота мгновенно вздымается от этого воспоминания.
Поддавшись импульсу, я возвращаюсь в домик, чтобы взять «Кэннон» Саймона. Я успеваю сделать несколько откровенных снимков Джоны за работой, прежде чем он поворачивается и ловит меня.
– Что ты делаешь? – настороженно спрашивает Джона.
– Ничего. Просто… Я хочу помнить это. – Я улыбаюсь, откладывая камеру в сторону. Как будто я когда-нибудь смогу забыть об этом.
Джона издает хрюкающий звук, и я не могу понять, сердится он или это просто в его стиле.
– Скоро я снова разведу огонь.
– Сколько сейчас времени, кстати?
Аккумулятор на моем телефоне давно сел.
– Чуть позже шести.
Я неохотно иду к туалету, не в силах игнорировать свои физические потребности и желая покончить с этим поскорее. Вчера вечером Джона трижды выводил меня под дождь и выл от смеха каждый раз, когда я выбегала из грязной темной будки. Я никогда в жизни не писала так быстро, и я ненавидела каждую секунду того момента.
Однако, несмотря на отсутствие других элементарных удобств, уличный туалет – это единственное, что я ненавижу, оказавшись в этой глуши. Наверное, это потому что Джона не давал мне скучать.
– Значит, мы еще не можем взлетать? – спрашиваю я на обратном пути, протирая руки дезинфицирующим средством.
Я иду по траве, и высокие влажные сорняки лижут мои голые ноги, оставляя на коже мокрые следы.
– Нет, пока этот туман не рассеется. Еще несколько часов, по крайней мере.
От мощного замаха Джоны на землю падают две половинки еще одного полена.
Мой желудок издает своевременное урчание.
– А есть еще что-нибудь, кроме вяленого мяса?
– Протеиновые батончики.
– Отлично.
Сушенное мясо и протеиновые батончики. Еда, которая не может быть полезна для чьей угодно пищеварительной системы.
– Чем мы будем питаться, если действительно застрянем здесь на какое-то время?
– Все будет в порядке. У меня есть удочка и оружие.
Джона замахивается топором.
Бам.
– Точно.
Мы просто пойдем и убьем свою еду. Естественным способом.
Интимный, страстный Джона из прошлой ночи сегодня утром исчез. Похоже, он вернулся в режим сосредоточенного выживания, как и вчера, когда мы прилетели. Я не должна жаловаться – Джона держит меня в тепле и кормит, – но я страстно хочу, чтобы он бросил все и снова начал меня целовать.
Что, если он считает прошлую ночь разовой сделкой?
Наверное, даже лучше будет считать ее таковой, пока я не увязла в этих чувствах слишком глубоко. Но кто кого обманывает? Я и так прекрасно понимаю его настроение и возможные мысли, и слишком сильно о них беспокоюсь. Разве это не первый признак того, что я уже застряла?
Диана поклялась бы, что это так.
Но признание этого факта не меняет того, что я все еще хочу Джону. Плохо.
Я чувствую укол и с шипением шлепаю себя по бедру, раздавливая комара о кожу. Рядом с трупиком приземляется еще один, совершенно не обращающий на мертвого соседа внимания и готовый к трапезе.
– Тебя сейчас съедят. Они только появились, – бурчит Джона, сгребая дрова в охапку и направившись к хижине, шнурки его ботинок волочатся по траве.
Он начинает разжигать огонь, а я выслеживаю несколько насекомых, последовавших за нами.
– Пора забыть о работе в другом банке. Мне нужно просто найти того, кто будет платить мне за эту работу полный день, – бормочу я с мрачным удовлетворением.
– Где-то в этой сумке есть маленький баллончик с репеллентом. Если хочешь побрызгать себя.
– Почему нет? Я и так грязная, – бормочу я.
Когда огонь снова разгорается, Джона снимает с веревки рубашку и надевает ее через голову.
– Подожди несколько минут, а затем подкинь одно полено.
Я хмурюсь.
– Подожди! Куда ты собрался?
Он бросает на меня взгляд.
– Ты сказала, что хочешь пить, поэтому я принесу тебе воды из реки.
– Ох. Спасибо.
Джона снимает со стены старую металлическую кастрюлю с вмятинами.
– Я все равно хочу проверить самолет.