Дикая магия

Каландрилл тоже попытался представить себе, о чем они будут говорить с Брахтом, впервые после признания Ценнайры оставшись вдвоем. Он решил воспользоваться этим моментом для того, чтобы открыто поговорить о разделявших их противоречиях. Каландриллу вдруг стало не по себе. С тех пор как к нему явился Хоруль, они с Брахтом почти не общались, и он опасался, что открытый разговор может отдалить их еще больше. Он прошел за кернийцем к столу около стены и сел под лампой. Кьяту принес им эль.

Брахт отпил большой глоток и одобрительно крякнул. Каландрилл потягивал эль не торопясь, размышляя о том, стоит ли вообще начинать разговор о Ценнайре. Но тут заговорил керниец.

— Мы мало беседовали — ты и я, — заявил он, взглянув сначала на Каландрилла, затем на кружку.

К своему удивлению, Каландрилл заметил, что Брахт смущен, и сказал:

— Да, с тех пор как…

Брахт сделал еще глоток и закончил за Каландрилла:

— …тебе явился Хоруль.

Каландрилл повернулся к кернийцу.

— Ты веришь, что он мне явился? Ты веришь, что это не было колдовством?

— Мы много говорили с Катей, — негромко ответил Брахт, хмуро глядя в кружку с элем, — и она убедила меня в том, что тебе явился Хоруль. Очен тоже в этом убежден. И ты не сомневаешься. Так что…

Он не закончил, пожав плечами. Каландрилл сказал:

— Это был бог, Брахт, в чем я ничуть не сомневаюсь. Как и в том, что он мне сказал.

— Что Ценнайра — наш союзник? — Брахт вновь пожал плечами, хмурясь еще больше. — Возможно, но я не могу забыть, кто она и кем создана, как и того, что ты любишь ее несмотря ни на что.

Каландрилл помолчал и кивнул:

— Ты прав, но это беспокоит и меня… — Голос его замер. Он бессильно покачал головой. — Дера, я и сам не знаю, любить мне ее или ненавидеть. Хоруль сказал, чтобы я забыл ее прошлое и следовал своему сердцу. Он сказал, что она переродилась и что следует простить ей все, что она сделала. Но как это забыть? У меня не получается.

— Да, это непросто. — Брахт допил эль и попросил еще кубок. — А я в последние дни думал только о своих чувствах, а не о твоих.

В голосе его прозвучала просьба об извинении, и Каландрилл понимающе улыбнулся.

— Я тоже не могу в них разобраться. Знаю только одно: я ее люблю, — едва слышно пробормотал он. — Убийство — да, это я ей могу простить, по крайней мере мне так кажется. Она действовала под страхом смерти, под давлением Аномиуса, да и сам я пролил немало крови по этой дороге.

— Но не невинной, — возразил Брахт.

— Возможно, — вздохнул Каландрилл. — Но я считаю, что сие решать богам.

Брахт уверенно заявил:

— Молодые боги ни в чем не могут тебя обвинить, друг мой. Ахрд, ты убивал ради нашей цели.

— А теперь Ценнайра стала одной из нас, — вставил Каландрилл.

— Так утверждал Хоруль. Очен придерживается того же мнения. И все же, кто теперь я, если люблю женщину без сердца?

— К твоему несчастью, — заметил Брахт, невесело улыбаясь.

— Если бы только она могла получить назад сердце и опять стать женщиной, — пробормотал Каландрилл, — мне стало бы легче.

— Может, Очен что-нибудь придумает? — предположил Брахт.

Каландрилл внимательно посмотрел на кернийца.

— Что ты имеешь в виду? Мои переживания ничего не значат. Главное — добраться до Анвар-тенга и взять верх над Рхыфамуном.

— А после? Если мы победим, конечно, — усмехнулся Брахт. — Если же нет, все наши переживания потеряют всякое значение.

Каландрилл кивнул и ухмыльнулся черному юмору приятеля.

— Истинно. А до тех пор останется ли между нами все по-прежнему, или ты согласен назвать Ценнайру союзницей?

Брахт ответил не сразу. Покрутив в руках кубок, он наконец произнес:

— Катя глубоко убеждена, что Очен настоящий друг. В этом она убедила и меня. Полагаю, сомнения мои были порождены злостью. Ахрд, да я и джессеритов считал врагами до тех пор, пока не познакомился с ними ближе. Я ошибался тогда — возможно, я ошибаюсь и сейчас.

Каландрилл смотрел на кернийца, пытаясь понять, на самом ли деле он так думает или просто хочет залатать их дружбу.

Брахт пожал плечами, отпил эля и продолжал:

— Не хочу сказать, что мне нравится то, что она натворила, или что я ей доверяю. Но между нами уже нет согласия, а это ставит под угрозу нашу миссию. И я не желаю, чтобы противостояние усиливалось. Посему говорю: если гиджана, к которой мы пойдем, внушит мне доверие и если она объявит Ценнайру нашим союзником, то союзником назову ее и я.

Большего от кернийца Каландрилл и не ждал. Брахт был гордым и суровым человеком, и Каландрилл с благодарностью принял его извинения, радуясь, что они переступили через разделявшую их пропасть.

— Но если окажется, что она лжет, — хмуро добавил Брахт, — я убью ее, если это будет в моих силах.

— Истинно, — произнес Каландрилл, соглашаясь. — Но до тех пор, до Памур-тенга, будешь ли ты обращаться с ней как с другом?

Брахт кивнул.

— Не могу обещать, что закрою глаза на то, кто она, — сказал он, — но даю слово, я постараюсь быть более вежливым.

— Благодарю, — сказал Каландрилл.