Каландрилл чуть задержался и внимательно посмотрел на нее, словно хотел навеки запомнить ее черты. Он коснулся ее щеки, и она на мгновение прижала его ладонь, наслаждаясь теплом мозолистой руки, но в следующее мгновение отступила и жестом попросила его идти.
Он вздохнул и послушно кивнул, толкнул дверь и вышел в проход.
Здесь стоял полумрак, потому что лампы не было, а света, проникавшего в коридор через единственное окно в дальнем его конце, не хватало: солнце едва-едва всплыло над восточным горизонтом. Из комнат снизу до его ушей долетали разные звуки, но в коридоре никого не было, и он направился к своей опочивальне. И уже дошел до двери, когда из противоположной опочивальни вышел Очен.
Вазирь был одет по-походному. В полумраке коридора лицо его белело смутным пятном, но Каландриллу показалось, что колдун улыбается. Когда же Очен подошел поближе, подняв руку в приветствии или благословении, Каландрилл в этом уже не сомневался.
— Надеюсь, — пробормотал колдун с легкой усмешкой в голосе, — ты провел приятную ночь.
— Истинно, — кивнул Каландрилл и замолчал, не зная, что сказать.
Он был в замешательстве, опасаясь, что Очен начнет журить его.
— Ценнайра тоже?
— Да.
Очен понимающе улыбнулся.
— То, что происходит между тобой и ею, касается только тебя и ее, более никого. Я дам тебе благословение, если ты его ищешь, и совет, если ты его хочешь.
— Мне нужно и то, и другое, — признался Каландрилл.
— Считай, что благословение мое ты уже получил, — сказал Очен, — от всего сердца. Что же до совета, то… я думаю, тебе лучше не рассказывать об этом товарищам.
— Мы так и договорились, — пояснил Каландрилл. — По крайней мере мы сохраним все в тайне до Памур-тенга. Что случится после, будет зависеть от того, что скажут гиджаны, и от того, поверят ли в их слова Брахт и Катя.
— Мудрое решение, — заметил колдун.
Каландрилл благодарно кивнул, помолчал и добавил:
— Мы говорили о том, что нужно вернуть Ценнайре сердце, забрав его в Нхур-Джабале. Возможно ли подобное?
— Она этого желает? — спросил Очен.
— Да, — подтвердил Каландрилл, — спроси ее, и она скажет тебе то же.
— Отлично. — Вазирь расплылся в улыбке, но тут же посерьезнел и сказал: — Подобное возможно, но необходима мощная магия. И это опасно. Один я не в силах этого сделать, однако с помощью вазирь-нарумасу… Да, думаю, они помогут.
— Тогда прошу тебя обратиться к ним с моей просьбой, когда мы доберемся до Анвар-тенга, — сказал Каландрилл.
Очен помолчал, размышляя.
— Да, конечно, — наконец согласился он, хотя и с некоторой опаской.
Каландрилл нахмурился:
— Ты сомневаешься? Они могут отказать?
— Я не утверждаю, что они откажут, — ответил маг, — но я не могу говорить за них. А то, чего просишь ты, дело трудное и опасное.
Страх вдруг обуял сердце Каландрилла. Слова Очена показались ему двусмысленными.
— Мне это не нравится, — буркнул он. — Скажи проще.
Однако ответ колдуна и вовсе обескуражил его.
— Я не могу предсказывать будущее, как гиджаны, — уклончиво, как показалось Каландриллу, произнес Очен. — Но и не утверждаю, что это невозможно. Я только говорю, что не знаю.
— Значит, ты все же сомневаешься?
Старец развел руками, показывая, что ничего не ведает и ни в чем не уверен.
— Я бы предложил тебе забыть об этом, пока мы не добрались до Анвар-тенга, — сказал он.
Каландриллу хотелось расспросить его и дальше, ибо неуверенность и сомнение, прозвучавшие в голосе Очена беспокоили его. Но постоялый двор начал шевелиться' и Очен опередил его, сказав, что лучше вернуться к себе, иначе, если его увидят одетым в коридоре в этот час, тайна его перестанет быть тайной. Каландрилл с большой неохотой согласился, толкнул дверь и, уже уходя, попросил у колдуна разрешения вновь вернуться к этой теме в пути.
— Как пожелаешь, — согласился Очен.
И Каландриллу пришлось удовольствоваться ожиданием.
Юноша вошел к себе, закрыл дверь и подготовил к отъезду оставшееся снаряжение. Лишь в последний момент он сообразил снять простыни и раскидать подушки так, чтобы создавалось впечатление, будто ночь он провел у себя, а не у Ценнайры. Воспоминания заставили его томно улыбнуться. «Дера, — вздохнув, пробормотал он, — если ты даруешь Брахту и Кате понимание, я навеки твой должник».
В этот момент в дверь постучали, и керниец спросил:
— Ты еще спишь?
— Нет, — отозвался Каландрилл, — входи.
Брахт с перекидными мешками через плечо вошел в комнату, внимательно посмотрел на Каландрилла и ухмыльнулся.
— Ахрд, да ты сегодня спал? У тебя вид ночной птички.
— Почти совсем не спал, — правдиво ответил Каландрилл.
Улыбка кернийца растаяла, лицо его стало задумчивым.
— Когда я ушел, ты оставался с Ценнайрой… — прошептал он.
Повисший в воздухе вопрос едва не заставил Каландрилла покраснеть. Он отвернулся, делая вид, что занят переметными сумами, затем как можно более естественно сказал:
— Мы говорили. Она была напугана. — Отчасти это было правдой.
— Напугана? — Тон, которым Брахт произнес свой вопрос, лишний раз убедил Каландрилла в том, что они приняли правильное решение. — Чего может бояться зомби?