Дикая магия

Однако, несмотря на подобные меры, двигались они не так быстро, как ему хотелось бы. Безветренная и ясная погода не благоприятствовала плаванию — больше подошел бы устойчивый южный ветер, а сейчас приходилось грести целый день и ночь, кнутом заставляя рабов продолжать работать. За все время пути они лишились только двух рабов: один каким-то образом освободился от кандалов и скользнул за борт, когда судно проходило севернее Иксы, а второго потеряли из-за какой-то болезни, проявлявшейся в неудержимой рвоте и поносе. На четвертый день, когда стало ясно, что он не оправится, его выбросили в море, чтобы других не заразил. Потеря двух рабов не радовала. Бастидо подумывал о том, чтобы зайти в Сэру и завербовать пару бродяг, но это значило потерять большую часть следующего дня, задержать плавание, потратить остатки денег, выданных лордом Форента, и в итоге поставить под сомнение всю ту выгоду, которую он, несомненно, получит, если успешно выполнит свою миссию. Поэтому он занял командное место на носу судна, а надзор за частью галеры от кормы до середины палубы поручил Барангету, небольшому коренастому человеку с мускулистыми и волосатыми, как у гигантской обезьяны, руками и отвратительным нравом — опасное сочетание при определенных обстоятельствах. Когда он улыбался, видны были кривые желтые зубы, и весь он становился похож на злобную портовую крысу. У Барангета было несколько кнутов, изготовленных им самим, и он знал много разных приемов битья. Это был отвратительный, подлый, но очень полезный человек.

Остальные члены команды были преимущественно уроженцами Форента, нанятыми лично Руи Финко. Почти все они родились на севере Империи — крупные темноволосые мужчины, которым больше подходила роль городских стражников или телохранителей, чем моряков. Хотя погода стояла спокойная, половина из них была на несколько дней выведена из строя морской болезнью, и над ними смеялись даже рабы, пока Бастидо не дал волю Барангету. Сейчас некоторые из них сидели кружком на палубе в носовой части судна и азартно бросали красно-белые камешки, соревнуясь в популярной игре «кобылы и жеребцы»; остальные, надо полагать, развлекались с двумя шлюхами, которых тайком протащили на борт галеры. Бастидо отнесся к этому с неодобрением — не к самим шлюхам, а к нарушению дисциплины, ибо ничем иным эту инициативу назвать было нельзя. Он решил при первой возможности высадить девиц, справедливо полагая, что если потакать подчиненным, то можно довести дело до мятежа на корабле.

Теперь он знал всех их по именам: Писто Дал, самый смуглый из всех, молчаливый, со страшным шрамом на щеке, идущем от уголка губ, отчего казалось, что он всегда ухмыляется; Клермано, с седеющими коротко остриженными волосами, который отмечал каждое совершенное им убийство надрезом на предплечье; Нуно Форин и его брат Мило, проводившие, кажется, под палубой со шлюхами больше времени, чем остальные, и общавшиеся друг с другом на диалекте, непонятном для окружающих; рослый Касто Аген, внешне спокойный, победивший, как говорили, в тысяче кулачных поединков, а потом записавшийся в гвардию Форента; три корабельных надсмотрщика — Гайдо, Фалько и Брезено, которые, предположительно, знали хоть что-то о судах и плаваниях, но стали первыми жертвами морской болезни; пара меченосцев из Форента, считавшие себя элитой и державшиеся отдельно от остальных членов команды; Гасто Костан, которого бросила жена и сбежала с его братом. Он принес жалобу Сестрам, и беглецов разыскали и поджарили, что принесло Гасто огромное удовлетворение. В первый день плавания он громко хвастался: «Каждый год в этот день я жарю поросенка и вспоминаю запах, который шел от костра». Остальные члены команды при этих словах оглушительно хохотали. Гало Бастидо с некоторым удивлением заметил, что их веселье вызывает у него раздражение и, более того, желание как можно быстрее покинуть корабль.

Однако это было невозможно. Обратив взгляд к горизонту, он высматривал, не показались ли эйранские острова, но никаких признаков суши не заметил. Они взяли с собой огромный запас пресной воды, но он подходил к концу, потому что плавание продолжалось уже на восемь дней дольше, чем рассчитывал Бастидо. Легко поверить в существование бога, который властвует над этой стихией, штормами, волнами и ветрами, чье царство населено душами утонувших и сгинувших в пасти морских чудовищ. А где же богиня? Ее нет, когда она нужна больше всего. Чем здесь может помочь пламя костров, горящих в ее честь?

Бастидо содрогнулся, представив себе бездонную пучину Северного океана под его ногами, и снова взмахнул бичом.