Дикая Охота

Рванувшись изо всех сил, он даже смог оторвать затылок от пола, но одержимый нажал сильнее, втиснул Кобылина в паркет, и под крепкими узловатыми пальцами в горле охотника что-то хрустнуло. Алексей вскинул руки, отчаянно ими замахал, пытаясь зацепить глаза одержимого, но тот продолжал хохотать и ржал до той поры, пока ему в плечи не вцепились хрупкие женские пальцы.

Кобылин уже мутнеющим взглядом увидел сквозь серую пелену, как за спиной одержимого выросла знакомая фигура Аллы. Визжа от ярости, она вцепилась руками в плечи Вано и пыталась оттащить его от жертвы. Вадик повернул голову, укусил Лену за пальцы и, когда она отдернула руку, снова захохотал.

— Уйди, дура! Уйди! — надсадно захрипел Кобылин, и это титаническое усилие окончательно лишило его сил.

Он откинулся на спину, кружась в сером водовороте, что затягивал его все глубже, наблюдая за удаляющимся светлым пятном. Мир остановился. Звуки замедлились, словно кто-то придержал пальцем пластинку с музыкой, изображение померкло, лишившись красок. Комната, в которой боролись два человеческих тела, отодвинулась, стала дальше, превратилась в зыбкий экран, напоминающий плохую копию фильма. Откуда-то дохнуло холодом, и окружающий мир погас. Он не исчез в темноте, нет, просто стал серым, липким, глухим… Но все еще податливым. Кобылин, заметивший, что перестал дышать, внезапно захотел глотнуть свежего воздуха, глотнуть еще разок, напоследок, чтобы вымести пепел и тлен из своей пересохшей глотки… Он потянулся вперед, к оставшемуся светлому пятну, продрался сквозь серую пелену, и картинка обрела резкость.

Кобылин снова очутился на полу в разгромленном номере отеля, он снова смотрел в окровавленное лицо Вано, он видел и Аллу, что все еще цеплялась за плечи своего убийцы, пытаясь оттащить его от новой жертвы. Но теперь все стало слишком четким. Слишком резким. Алексей видел странные тени, что стояли за спинами обоих одержимых. Этакие черные силуэты, что чуть-чуть выступали за грани обычного человеческого тела, напоминая тень. Эти черные контуры исходили едва заметным серым маревом, дрожащим, как горячий воздух над дорогой в жаркий день.

Кобылин попытался вдохнуть, но воздуха не было. Он снова очутился на самой границе, на лезвии бритвы, где уже бывал. Над головой Вано вдруг появилась вторая, словно кто-то выглянул из его тела, — черная, с искаженными чертами лица, походившая на оплавленную в огне голову манекена. Незрячие изуродованные глаза нашарили взгляд охотника, и искривленный рот расплылся в зияющей ухмылке. Вадик увидел наконец то, что хотел.

Скосив глаза, Алексей оглядел номер. Он чувствовал, как его снова затягивает серая трясина, и знал, что скоро увидит свет. Ослепительный яркий свет, что упадет на него сверху, как луч прожектора, чтобы высветить последний акт этой пьесы. Кобылин хотел выругаться, но вдруг понял, что ему нечем говорить. Потрясенный, он чуть не канул с головой в серое марево, но в тот же миг заметил вспышку — над самым покрывалом.

Она появилась как всегда бесшумно, просто возникла на краю кровати, уже сидя нога на ногу. Ей снова было лет шестнадцать, не больше. Милое детское личико, напоминающее мультяшный персонаж, длинная черная челка с белым локоном, фиолетовая футболка с узорами из блестящих стразов, синие обтягивающие джинсы. Пухлые детские губы кривила недовольная гримаса, на раскрытой ладони лежал черный шарик с единственным белым пятнышком.

— Опять? — капризным голосом спросила девчонка у Кобылина.

Тот с виноватым видом кивнул, мол, что тут поделаешь. Но девчонка уже не смотрела на него. Ее пронзительные зеленые глаза вдруг расширились. И так довольно большие, они стали просто огромными, настолько, что Кобылин бы рассмеялся, если бы мог это делать. В следующую секунду ему стало не до смеха.

Комнату пронзил оглушительный мерзкий скрип, короткий и чудовищный, похожий на во сто крат усиленный звук, с которым палец скользит по мокрому стеклу. От этого звука стыла в жилах кровь, поднимались волосы и останавливалось сердце — оно бы остановилось и у Кобылина, если бы он был живым.

На месте симпатичной девчонки взвился клок угольно-черного тумана. Он плеснул, словно океанская волна, и осел, превратившись в бесформенный балахон, лишь отдаленно напоминающий человеческую фигуру. Голова, затянутая черным саваном, плечи, а все, что ниже — болтающиеся черные складки. Из складок бесшумно вынырнула черная иссохшая рука с длинными ногтями и потянулась, к Кобылину. Ужас, волнами исходивший от черной фигуры, был резким, физически ощутимым, как удар ножом.

Длинные костлявые пальцы резким движением сжались в кулак, словно выдирая что-то невидимое из самой ткани бытия, и Кобылин услышал слабый стон. Прямо перед черным балахоном сгустились клочья серого тумана, они затрепетали, словно флаги на ветру, и сложились в две человеческие фигуры. Мужскую и женскую. Обе фигуры были черные, гладкие, неузнаваемые, словно манекены в магазины, но Алексею и не нужно было различать их черты. Он и так знал, кто это.