Дикая полынь

Лейзер Шайкевич получает от жившего в Израиле брата письмо. Брат недвусмысленно советует оставаться в родной ему Буковине. Но "дальновидного" Лейзера на мякине не проведешь. Он так комментирует письмо соседям: "Брат всегда хитрил со мной. Я понимаю, ему там хорошо, и он не хочет, чтобы и мне было хорошо. Дураков нет - я таки поеду!"

Третьи не отвечают на мой вопрос, они просто не решаются сказать, о чем думали, отказываясь от советского гражданства. Ведь, уезжая из Советского Союза, они откровенно разглагольствовали об ожидающих их в Израиле меде и млеке. И с большим опозданием Моисей Матусович Гитберг, инженер-металлург, оставивший в Днепропетровске жену и пятнадцатилетнего сына, понял теперь: "Один известный западный юрист сравнивал посылку враждебной информации на территорию иностранного государства с посылкой артиллерийского снаряда. Какая правда в этих словах!"[Гитберг, очевидно, имеет в виду высказывание видного американского юриста-международника С. Биро, сделанное еще в 1945 году.]

Многие очень поздно постигли эту правду. Механик Абрам Гиршович Гец, бывший рижанин, сейчас сокрушенно восклицает:

- Будь проклят этот "Голос Израиля" и другие брехливые радиоголоса! Сколько несчастья приносят они людям!

Но тут же грустно добавляет:

- Конечно, чужие голоса - поганые голоса, однако надо иметь свою голову на плечах. А я на какой-то момент потерял ее...

Итак, о чем же все-таки думали эти люди, покидая родную страну?

Из ответов на этот простой вопрос мне запомнились слова одесского обувщика Рувима Львовича Блувштейна, бежавшего из Израиля с восемнадцатилетним сыном, которого собирались призвать в израильскую армию:

- О чем я думал, покидая Одессу? На свое горе, я тогда не думал. Думать я начал поздно, только в Израиле, когда моему сыну объявили: ты будущий солдат нашей армии и обязан воспитать в себе ненависть к арабам. И я впервые с ужасом подумал: что я наделал, куда я привез своего сына!

Рассуждения о "второй родине", на которые так щедра сионистская пропаганда, напомнили мне слова Льва Абрамовича Кассиля, замечательного писателя и советского патриота:

- Для тех, кто воспитан советским строем, не может быть никакой второй родины. У советского человека может быть только одна родина. Понимаете, только одна!

Прошло немало лет с того дня, как в Англии я услышал эти слова Кассиля. Но до сих пор помню, как твердо и безапелляционно отчеканил их писатель, обычно высказывавшийся мягко и даже с какой-то долей застенчивости. Непримиримость и страстность, прозвучавшие в голосе взволнованного Кассиля, сразу заставили стушеваться и замолкнуть того, к кому он тогда обращался. И почтенный английский господин еврейской национальности по фамилии Бук, один из самых богатых жителей города Сандерленда, уже не посмел больше и заикнуться насчет того, что откуда бы, мол, ни приехал еврей в Израиль, он ощутит эту страну как свою вторую родину.

Впрочем, самому себе сандерлендский коммерсант отводил только роль сионистского проповедника. Он и не помышлял об отъезде в Израиль, ибо почитал се6я обязанным перед потомками добиваться дальнейшего расцвета своей торговой фирмы в Англии. Но евреи, менее связанные с собственностью, обязаны были, по мнению мистера Бука, немедленно воспользоваться сионистским "законом возвращения на землю отцов". По этому, с позволения сказать, закону любой еврей может претендовать на жилище близ священной горы Сион.

- А не еврей, родившийся и живущий близ горы Сион, - гневно воскликнул Кассиль, - обязан очистить место для новоприбывшего? Какое варварство! Ведь это же перепев антисемитской политики нацистов: они считали, что евреям нет места в третьем рейхе, в покоренных им странах - это место займут арийцы...

И сейчас, терпеливо выслушивая жалобы и стенания бежавших с "земли обетованной" людей, я часто вспоминал гневные слова Льва Кассиля о "второй родине". Я еще и еще раз убеждался: все беды и горести этих людей - закономерный результат того, что они предали свою Родину.

...С некоторыми из тех, кого я встретил в Вене, мне пришлось беседовать дважды и трижды. Многие просили меня ознакомиться с их записями и, как они говорят, исповедями. Все они - каждый по-своему, каждый на памятных и подчас жестоких примерах - воочию убедились, что капиталистический уклад жизни, сдобренный теориями расового превосходства, не для них, не для их детей.

Но я покривил бы душой, утверждая, что все без исключения стали жертвами одной только лживой и разнузданной сионистской пропаганды. Нет, некоторые оказались жертвами прежде всего собственных иллюзорных представлений о капиталистическом обществе. И прежде всего те, кто мечтал "сделать карьеру". Мечтал о "свободном предпринимательстве".