Дикая принцесса

Дану Гергос тем временем отправил в имение посыльного – предупредить о своем визите. Посыльный не вернулся, зато приехали двое молодых дану – явно поплоше, так что для себя Тари называла их гейрами и обращалась к ним просто «ваша милость». Дану много улыбались и лебезили, предложили развлекать Гергоса в дороге – а потом и Тари, когда выяснилось, что господин приехал с воспитанницей, – но в конце концов скатились в обыкновенное попрошайничество: помочь с наделом, устроить на службу, умерить пыл зарвавшегося соседа… Гергос тоже много улыбался, но в итоге так ничего и не пообещал.

Зато, общаясь с молодыми дворянами, Тари немного поднаторела в анкъерском. Язык был кровным братом знакомого ей с детства тобрагонского, отличались лишь отдельные слова, несколько звуков, а еще интонации. И темп. Говорили анкъерцы с невообразимой скоростью.

Из-за всех этих улыбок, комплиментов и маленького букетика маргариток, который преподнес ей один из дану, Тари постоянно чувствовала себя самозванкой, жалкой выскочкой, которая пытается занять чужое место. А ведь ей даже почти не приходилось врать!

У Тари эль Нахри – так теперь ее звали – была крайне трагическая судьба: ее родители, тобрагонцы, перебрались в Ханьяр за несколько лет до ее рождения. Они умерли два года назад от оспы, и некоторое время Тари провела в приюте для благородных девиц, откуда ее и забрал Гергос, старый друг ее отца. Эль Нахри, разумеется, были очень состоятельными людьми, но, увы, после их смерти алчные тобрагонские родственнички почти все прибрали к рукам, и несовершеннолетней на тот момент Тари ничего не досталось. Но Гергос, желая почтить память покойного друга, пообещал заботиться о Тари и устроить ее судьбу.

На этом месте глаза обоих дану заинтересованно блеснули. И с тех пор улыбок, комплиментов и цветов стало в два раза больше. Когда настало время уезжать, Тари выпросила у Гергоса карету. Она бы с удовольствием поехала верхом, но тогда бы пришлось всю дорогу слушать лицемерные восторги и заверения в бесконечной преданности, а так она могла сослаться на дурное самочувствие и отгородиться от всего мира.

Выехали с рассветом, а до поместья добрались лишь в сумерках. Тари даже не сумела ничего толком разглядеть. Только два высоких тополя, что росли в начале подъездной аллеи. И яркий свет на крыльце, выстроившихся слуг, руку Гергоса, протянутую, чтобы помочь выйти из кареты… А потом на нее обрушилось молчание, недоброе такое, выжидающее. Тари подняла глаза и встретилась с неприязненным взглядом еще довольно молодой женщины. Когда-то она была очень красива, но горе ее сломило. Тари видела таких женщин в Интернате, еще окончательно не утративших флер былого благополучия, но с мертвыми глазами, нездорового цвета кожей и сильным запахом крепленого вина – они приводили к воротам Интерната детей и оставляли их там, даже внутрь не заходили никогда.

От Дайаны Гергос – а кто еще это мог быть? – вином не пахло, все перебивал дорогой цветочный парфюм, но Тари безошибочно поняла, с кем имеет дело. Должно быть, некоторое понимание, узнавание и частичка жалости отразились на ее лице, потому что неприязненный взгляд сделался откровенно злым.

– Добро пожаловать в Льен, – насмешливо поприветствовала Дайана и опустилась перед Тари в глубоком реверансе.

Ее тяжелые темные пряди упали на вышедший из моды несколько лет назад отложной воротничок.

Тари замерла, не зная, как поступить. Гергос почему-то молчал. Она перевела взгляд с него на другую женщину – ее Тари сразу не заметила, потому что та держалась немного в стороне. На лицах вышколенных слуг ни эмоции, но глаза любопытно поблескивают и выжидающе следят, что будет дальше. А вот юноша по левую руку от Дайаны – это, должно быть, племянник – разглядывает недоверчиво. Тари снова перевела взгляд на его мать и тоже изобразила реверанс, как могла:

– Ваша светлость.

Ее голос заставил Гергоса очнуться. Он взял Тари под руку и подвел ближе.

– Моя дорогая невестка, Даврайя Касанна, и ее сын – Энидо Саранту. И Тари эль Нахри, моя воспитанница.

– Можно просто Энту, – выступил вперед юноша, протягивая Тари руку.

Несмотря на возмущенное шипение его матери, Тари с улыбкой ее приняла.

– И позвольте представить нашу гостью, – любезно продолжил Энту. – Госпожа Мариника Паваллу.

Вторая женщина выступила вперед и чуть поклонилась.

– Рада познакомиться с вами, Тари. Онсо, – она с лукавой улыбкой взглянула на Гергоса, – твое лицо, когда ты меня увидел, – это было бесценно.

Мариника. На мгновение Тари даже позабыла о Дайане, самым неприличным образом уставившись на госпожу Паваллу. Мариника. Так называлась шебека Гергоса. Он назвал корабль в честь этой женщины? Почему? Кто она?

Мариника Паваллу не была особенно красивой, скорее просто уютной и приятной для глаз: мягкие каштановые волосы, теплые карие глаза, очень заразительная улыбка. От нее словно веяло легкостью и тихим домашним очарованием. Тари почему-то вспомнилась собственная мать, хотя Михаэна Балароссэ ничуть не походила на Маринику Паваллу. И чувства вызвала прямо-таки противоположные.