Дикая раса

Кнопка, Лена Цыпко, девочка, которой не могло быть замены, настояла когда-то, чтобы Птиц познакомил их с матерью. Тот долго отнекивался, но Кнопке отказать не смог. Тетя Шура, робкая, добрая и хлебосольная, только что не молилась на них; чуть в обморок не упала, когда Лена после обеда начала сама убирать со стола. Рукастый Шеверинский починил диван и две розетки, размышляя, что такие, как Птиц — все нервные, болезненные, истеричные. И как, должно быть, тетя Шура намучилась с обожаемым сыном, бегая по поликлиникам, изостудиям, спортивным секциям: все для него, лишь бы ни в чем не узнал отказа…

Жил-был белобрысый шпингалет Дима Васильев, которому по жизни везло. Так везло, что однажды школьный психолог отложил в сторону его характеристику, и после шестого класса Васильев отправился в лучший лагерь отдыха, который только можно вообразить.

В Райский Сад.

Он провел там лето, прошел тестирование — и, переведенный в спецшколу, не заехал навестить мать. Оказавшись достаточно ребенком, чтобы купиться на верховую езду, лаун-теннис, аквапарк и пейнтбол; достаточно подростком, чтобы поступить так жестоко.

А она простила. Димочка и раньше-то был для нее божеством, а когда оказалось, что плод ее чрева — сверхполноценник…

— Ты как себя ведешь?! — гневно спросил Шеверинский после того, как Синий Птиц оборвал связь с домом.

— Она как валенок простая, — отмахнулся Димочка, — только и знает за кассой сидеть…

— Она мать твоя, сволочь, — безнадежно сказал Север.

— У тебя мать в университете преподает. Ты не поймешь.

— Чего я не пойму? Что ты подонок?

— Алентипална, — Птиц поднял брови, в точности как мать. — Ратна. Интан Юргина. Это дамы. А это кто? Это баба.

— Ур-род… — с чувством сказал Север, и они опять перестали разговаривать друг с другом.

— Идет, — пробормотал Шеверинский.

— Что?

— Сюда чешет. Чую. Он по набережной гуляет с полудня. Фейерверки устраивает.

— Фейерверки? Как на Диком Порту?

— Ну да… а ты откуда знаешь? — встревожился Север. — Тебе Настька звонила?

Таисия кивнула почти виновато.

— А что я сделаю… — под нос пробормотал Шеверинский, будто она его в чем-то упрекала.

…шел, насмешливо поглядывая по сторонам, уверенный и красивый. Чуть шаркая длинными ногами в тяжелых ботинках, белых — как и облегающие кожаные брюки, как и легкая рубашка, распахнутая, открывающая четкий рельеф пресса и гладкую грудь. Широкий пояс, унизанный хромовыми скобами, сверкал. Сверкали в улыбке белые острые зубы. Солнце золотило осветленные волосы, вечер затенял темную синь глаз.

Женские головки оборачивались вслед.

Синий Птиц наслаждался собой и вниманием, подмигивал, щупал мимоходом; жертвы, как околдованные, только улыбались послушно, их кавалеры впадали в столбняк. Наконец, одна из встречных удостоилась особого внимания; не столько сама девушка, сколько ее спутник — плечистый татуированный громила.

Они были так близко, что ветер доносил слова. Шеверинский совсем поник.

Таисия подумала, что циник Димочка страхуется близостью могучего и безотказного Севера. Фейерверки фейерверками, пятнадцатый уровень — не шутка, но проколы бывают у всех.

— Любезный местер, — куртуазно обратился Птиц, — можно позаимствовать вашу даму?

Громила не сразу понял, о чем он. Тогда Васильев просто приобнял его спутницу за талию, и, сверкнув улыбкой, повел в обратную сторону.

Его остановили, ухватив за плечо.

— Тебе чего надо, пидор?!

— Жаль тебя огорчать, — пропел Птиц, — но девочка мне нравится больше.

Пышная шатенка, на полголовы выше Димочки, хлопала ресницами. Ума у девицы было немного, зато чутье — лучше собачьего; для оценки противоположного пола имелся один параметр — «крутость», и по этой части белый кобелек давал громиле сто очков форы.

Татуированный, недолго думая, занес кулак.

Парень был непрост, его подготовка не ограничивалась наработкой мышц, и в стойку он вошел почти профессионально, — но для этого требовалось переменить положение ног.

И он поскользнулся на гладких плитах. Еще до того, как Синий Птиц закончил свое: «…приношу счастье».

Поскользнулся так, что упал.

Очень неудачно.

На локоть.

Выбив из ложа кость.

Полный боли вопль огласил набережную, заглушив веселое хихиканье Птица.

Шеверинский уставился в пустую рюмку. Повернул ее, сопя, стал разглядывать оттиснутый логотип кафе. Знакомый логотип, уральская фирма, только название латиницей, а не кириллицей…

— Хоть не убивает больше… — пробормотал он.

— Позвони координатору! — в ужасе сказала Таисия. — Он с катушек улетает на глазах, ему психотерапевт нужен!

— Он всех штатных психотерапевтов посылает в жопу строевым шагом, — в глухом отчаянии ответил Север. — На свете есть только три человека, которые имеют право его поучать. А сейчас БББ на Анкай! И я не идиот, чтобы им туда звонить. Там дела поважнее. Я с Порта звонил, Борода сказал: «летите, други ситные, на Землю-Два. Мы после саммита с официальным визитом там будем. Искупайтесь пока, позагорайте». Вот он и загорает… у тебя когда экраноплан?

— Рейсовый через час. Местер Мариненко хотел частный нанять, но теперь уже смысла нет… Север, держись.

— А что мне еще остается… вон он идет.

— Кто?