Дикая тварь

– Даже если б я его знал и он был бы моим пациентом, я не сплетничал бы о нем. Но могу сказать положа руку на сердце: я никогда не лечил никого с раной, нанесенной озерным чудищем. А теперь позвольте задать вопрос вам. О чем, черт побери, думает человек, который считает, что имеет отношение к науке, отправляясь в экспедицию для наблюдения сказочного существа? Ладно, не отвечайте – я вижу, у вас нет внятного ответа. О чем он, черт побери, думает, подогревая фантазии Дилана Арнтца о том, что случилось с его друзьями два года назад? – Как будто на этот вопрос у меня есть внятный ответ. Макквиллен продолжает: – Я буду вам крайне признателен, если вы оставите свою бредятину при себе. У меня есть телефон, и иногда я беру трубку. Если у вас появятся еще какие-нибудь нелепые вопросы, пожалуйста, подумайте, прежде чем звонить мне. Если же вы все-таки не сможете устоять перед этим соблазном, я постараюсь вам ответить. А сейчас я вас выпровожу. С мистером Арнтцем я закончу самостоятельно.

* * *

– Дилан, заезжий доктор уходит, – сообщает доктор Макквиллен, проводя меня мимо смотрового кабинета.

– Пока, чувак, – отзывается Дилан сквозь стиснутые зубы.

– Береги себя, Дилан, – говорю я. А Макквиллена спрашиваю: – Как его моча?

– Не осквернена.

Мы выходим в приемную и оба замираем.

Весь свет, кроме лампы на стойке администратора, погашен.

Вайолет ушла.

Свидетельство “D”

Форд, Миннесота

Чуть раньше в четверг, 13 сентября[35]

Вайолет надоело сидеть в приемной Макквиллена, читая “Тайм” шестимесячной давности и “Охоту и рыбалку” за хрен знает какой год. Не то чтобы ей не нравились охотники: она понимает людей, которым хочется верить, будто мир все еще полон ресурсоемких животных и их можно отстреливать в неограниченном количестве, вымещая свою бессильную ярость. Точно так же она понимает людей, которым необходимо играть в Гражданскую войну, потому что им не нравится ее исход. Проблема в том, что эти две группы так сильно пересекаются.

Вайолет припоминает, что видела бар, кажется, на Роджерс-авеню, не так далеко от закусочной “У Дебби”. Да и Макквиллен упоминал о каком-то баре. Еще она думает, что сможет добраться туда более коротким путем, чем Азимут вез их сюда. Срежет кое-где, но в то же время обойдет забегаловку Дебби стороной. Почему бы не прогуляться?

Найдя на стойке пожелтевший бланк рецепта, оставляет записку Азимуту и кладет на нее ключи от машины. Включает настольную лампу и гасит остальной свет, чтобы он не смог не заметить записку.

* * *

На улице стемнело, над озером висит куцый месяц, но на суше все тонет во мраке, за исключением редких пятен света от одиноких уличных фонарей. Прохлада и запах костра напоминают Вайолет о Хэллоуинах в Лоренсе. Изо рта идет пар. Наверное, градусов пятьдесят по Фаренгейту.

Хотя на фиг этого Фаренгейта. Вырасти, как Вайолет, без метрической системы – это все равно что вырасти без витамина D. Это приводит к умственному рахиту, чем бы он ни был с медицинской точки зрения.

В метрической системе мер количество воды, имеющее массу один грамм, содержится в объеме один кубический сантиметр и требует одной калории для нагрева на один градус, то есть на один процент разницы между температурой замерзания и температурой кипения. Половина моля водорода имеет массу один грамм.

А вот в американской системе на вопрос “Сколько энергии нужно, чтобы вскипятить галлон воды комнатной температуры?” ответ будет: “Иди ты в жопу!”, потому что никакие из этих единиц не соотносятся друг с другом напрямую.

Поскольку циферблат часов Вайолет еще светится, она решает определить температуру по стрекоту сверчков – этому ее научил отец, когда ей было двенадцать, и так хотя бы узнаешь ответ в метрической системе.

По сверчкам выходит десять градусов Цельсия. По пересчету – пятьдесят градусов Фаренгейта.

С этой мыслью она сходит с крыльца. Что бы ни ждало ее в дороге, это лучше, чем думать о такой галиматье.

* * *

Однако то, что ждало Вайолет в дороге, оказалось чертовски жутким.

Как только она вышла из модного квартала с тремя переулками, количество фонарей резко сократилось. В большинстве домов тоже ни огонька, и во многих окна почему-то заклеены бумагой, Вайолет не может даже предположить – почему. Лодчонки в некоторых переулках обернуты, как мумии, синим брезентом и обмотаны цепями, закрепленными в бетонных блоках. На всем, что она видит, висят таблички “ПРОДАЕТСЯ”.

Вайолет слышит, как где-то впереди играет “Эйс оф Бэйс”, но когда она достигает источника звука, оказывается, что это открытая дверь совершенно неосвещенного дома. Потом на горизонте виднеются какие-то мерцающие красные огоньки: выясняется, что несколько человек стоят кружком посреди дороги и курят, разговаривая вполголоса.

А с чего бы им не стоять посреди дороги, думает Вайолет. Тротуаров здесь нет, только обочины из крупного гравия, и ни одной машины она еще не видела. И с чего бы им не разговаривать вполголоса.