Читаем Дикая утка полностью

Х е д в и г. Ему это, видно, не нравится. Папа на этот счет такой странный. Представьте, он говорит, что мне лучше учиться плести корзинки и разные вещи из соломы! Ну что тут хорошего?

Г р е г е р с. И по-моему, ничего особенного.

Х е д в и г. Но папа прав, что, если бы я выучилась плести, я могла бы сплести новую корзинку для дикой утки.

Г р е г е р с. Могли бы, конечно. И кому же ближе этим заняться, как не вам.

Х е д в и г. Да, утка ведь моя.

Г р е г е р с. То-то и есть.

(*684) X е д в и г. Как же, моя собственная. Но я даю ее папе и дедушке в долг, сколько они хотят.

Г р е г е р с. Вот как? А на что же она им?

X е д в и г. Они с нею возятся, что-то устраивают для нее и все такое.

Г р е г е р с. Могу себе представить. Дикая утка, конечно, самая важная персона там на чердаке.

X е д в и г. Да еще бы, это ведь настоящая дикая птица. И ее жалко. Ей не с кем водиться, бедняжке.

Г р е г е р с. У нее нет семьи, как у кроликов...

X е д в и г. Да. Кур тоже много, и все они выросли вместе. А она совсем одинока, разлучена со всеми своими. И вообще над ней точно тайна какая: никто ее не знает, никто не ведает, откуда она.

Г р е г е р с. И, кроме того, она побывала в пучине морской.

X е д в и г (кидает на него беглый взгляд, подавляет улыбку и говорит). Почему это вы говорите: в пучине морской?

Г р е г е р с. А как же иначе сказать?

X е д в и г. Да просто: на дне моря или на дне морском.

Г р е г е р с. Ну не все ли равно сказать: в пучине морской?

X е д в и г. Мне всегда так странно кажется, когда другие говорят: в пучине морской.

Г р е г е р с. Почему же? Скажите.

X е д в и г. Нет, не скажу. Это так глупо.

Г р е г е р с. Не думаю; скажите же мне, почему вы улыбнулись?

X е д в и г. Потому что всегда, когда я вдруг так сразу вспомню обо всем там, - все это помещение со всем, что есть там, представляется мне пучиной морской. Понятно, это глупо.

Г р е г е р с. Не говорите.

X е д в и г. Да ведь это же просто чердак.

Г р е г е р с (пристально глядит на нее). А вы так уверены в этом?

X е д в и г (удивленно). Что это чердак?

Г р е г е р с. Да, вы вполне в этом убеждены?

Хедвиг молча смотрит на него с открытым ртом. Г и н а выходит из кухни со скатертью. Грегерс встает.

(*685) Я, кажется, забрался к вам чересчур рано?

Г и н а. Что ж, надо же вам куда-нибудь деваться. Да скоро и готово будет. Убери со стола, Хедвиг.

Хедвиг убирает со стола и затем помогает матери накрывать на стол. Грегерс садится в кресло и перелистывает альбом.

Г р е г е р с. Я слышал, вы умеете ретушировать, фру Экдал.

Г и н а (косясь на него). Да-а, умею.

Г р е г е р с. Как это кстати пришлось.

Г и н а. Как кстати?

Г р е г е р с. Да вот, когда Экдал вздумал сделаться фотографом.

Х е д в и г. Мама умеет и снимать.

Г и н а. Да, довелось и этому обучиться.

Г р е г е р с. Так, пожалуй, вы и ведете все дело?

Г и н а. Когда Экдалу некогда, то...

Г р е г е р с. Он, верно, много времени посвящает старику отцу?

Г и н а. Да. И кроме того, разве это дело для такого человека, как Экдал, снимать тут портреты со всех и каждого?

Г р е г е р с. Я то же думаю. Но раз он взялся за это дело, то...

Г и н а. Господин Верле, конечно, понимает, что Экдал не какой-нибудь простой фотограф.

Г р е г е р с. Положим, но все-таки...

На чердаке раздастся выстрел.

(Вздрагивая.) Что это?

Г и н а. У! Опять они палят.

Г р е г е р с. Они еще и стреляют?

Х е д в и г. Это они охотятся.

Г р е г е р с. Что такое?! (Подходя к дверям чердака.) Ты охотишься, Ялмар?

Я л м а р (за сеткой). Ты уж пришел? А я и не знал. Так был занят... Хедвиг, ты что же нам не скажешь? (Выходит.)

Г р е г е р с. Так ты и стреляешь на чердаке?

(*686) Я л м а р (показывая двуствольный пистолет). Всего-навсего из этого вот.

Г и н а. Да вы с дедушкой еще наделаете бед с этим левольвером.

Я л м а р (с раздражением). Я, кажется, уж говорил, что такое огнестрельное оружие называется револьвером.

Г и н а. Ну, от этого оно не станет лучше, я думаю.

Г р е г е р с. Так и ты сделался теперь охотником, Ялмар?

Я л м а р. Ну, так, иной раз кроликов постреляем немножко... Больше все ради старика, ты понимаешь.

Г и н а. Мужчины такой уж народ, им все надо рассеянничать.

Я л м а р (с раздражением). Конечно, нам нужно иногда рассеяться.

Г и н а. Ну вот, и я аккурат то же говорю.

Я л м а р. Ну! Гм... (Грегерсу.) И видишь ли, так удачно - чердак совсем в стороне, никто не слышит, как мы тут стреляем. (Кладет пистолет на самую верхнюю полку.) Не трогать пистолета, Хедвиг! Один ствол заряжен. Помни.

Г р е г е р с (смотрит сквозь сетку). У вас и охотничье ружье есть, как вижу.

Я л м а р. Это старое ружье отца. Оно уж не стреляет, замок что-то попортился. Но все-таки довольно занимательная штука. Его можно разбирать, чистить, смазывать и опять собирать... Конечно, это все больше отец возится.

Х е д в и г (около Грегерса). Вот теперь вы можете хорошенько рассмотреть дикую утку.

Г р е г е р с. Я как раз на нее и смотрю. У нее одно крыло что-то повисло, кажется.

Я л м а р. Оно и не удивительно, она ведь была подстрелена.

Г р е г е р с. И одну ногу слегка волочит. Или нет?

Я л м а р. Пожалуй, чуточку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы