Дикая жизнь

– Мисс Мензис, мисс Мензис, а Сибилла Куинн под перечным деревом показала нам троим голую попу!

Вот и сегодня, вдобавок ко всем публичным унижениям, Холли вышагивает по двору, размахивая моими трусами. Наверное, вывалились из моего пакета с бельем, пока я несла его из прачечной. Трусы великоваты. Честно говоря, они прямо гигантские. С низкой посадкой на ляжках и высокой на талии. Мне нравится надевать эти панталоны, когда у меня месячные, особенно на ночь, а тем более в лагере, потому что здесь случайно протекший тампон означает позорный внеочередной поход в прачечную. Вот я и надеваю большущие трусы для подстраховки. Но это вообще-то строго личное. Не то, чем я хотела бы трясти у всех на виду.

Холли решила иначе. И теперь размахивает трусами с видом танцовщицы из бурлеска. И привлекает к себе внимание, чего она и добивалась.

– Что за хрень? – спрашивает – только этого не хватало! – Билли Гардинер.

– Собственность Сибиллы: труселя-макси – чистый хлопок, море комфорта, ноль соблазна!

Я пытаюсь выхватить у нее трусы, натужно улыбаясь. Она отдергивает руку и, еще разок крутанув их на пальце, эффектным жестом сбрасывает мне на голову.

– Гы-ы, в эти шаровары только вдвоем влезать, – шутит Билли.

Я изображаю веселый смех, пытаюсь убить Холли свирепым взглядом и, лишенная остатков достоинства, поднимаюсь на крыльцо корпуса «Беннетт», мысленно давая себе клятву впредь не спускать глаз со своего белья.

37

понедельник, 22 октября (позже)

В Париже есть широкий пешеходный мост, который называется Passerelle des Arts – Мост Искусств. Он переброшен через Сену от Института Франции на левом берегу до квадратного двора музея Лувр на правом.

Деревянные планки его настила плавно поднимаются от одной стороны к середине моста и полого сбегают к противоположной. Упасть с моста пешеходам не дают панели с крестообразным узором прутьев, протянувшиеся между старинными серовато-зелеными фонарными столбами.

И словно металлической чешуей или лепестками, ромбы из этих прутьев по всему мосту сплошь усеяны тысячами висячих замков – «замков любви».

Каждый замок – история любви, обещание, дань уважения, память…

Распечатать письмо из Франции (ура!) я смогла лишь после того, как все уснули.

Лу, я повесил замок от каждого из нас и от Ф. Я знаю, что ты не против. Я ведь тоже любил его. Но ты и так это знаешь.

Я держусь, занимаюсь школьными делами, сражаюсь с французским, и, наверное, тебе некогда скучать там, в холодных горах, так как ты занята выживанием. Всем известно: закрытая школа – последний рубеж в глуши. Как только все вокруг начнут мазать лица грязью – беги.

Вот пара снимков замка. Может, когда-нибудь ты приедешь навестить меня. Видишь, какой замок прочный с виду? Он переживет всех нас, Лу. Я заказал гравировку на нем низенькому часовщику в пятом аррондисмане[17] – меня туда свозил Анри; выглядел этот малый точь-в-точь как Румпельштильцхен. Я решил, что надписи должны быть выгравированы, а не накаляканы каким-нибудь фломастером или лаком для ногтей, как на других замках. Мой рядом с твоим. Годы будут идти, а замки – составлять друг другу компанию.

Смотрю на снимки: с виду очень прочный медный замок среднего размера, уютно угнездившийся среди других замков множества форм и размеров. Гравировка гласит «фредлюбитмлулюбит» – все строчными буквами по замкнутому кругу, без пробелов, так что беглым взглядом слова не различить. Мне очень нравится. Интимно. Идеально.

Рядом – замок Дэна. На нем написано «мой друг», инициалы Фреда (ФБФ – Фредерик Браймер Фицпатрик) и цифры – дата его рождения. Дата его смерти вытатуирована у Дэна на левом ахилле. Об этом мало кто знает, даже мать Дэна не в курсе. Его друг Оливер уговорил подождать шесть месяцев, а потом отвез в знакомое место за две недели до отъезда Дэна в Париж, чтобы сделать татуировку.