Дикие истории. Дневник настоящего мужика

Я не одобряю охоту на волков. Считаю ее жестокой. Волк — зверь не лицензионный. То есть на него распространяется правило «сколько раз увидишь его — столько раз его и убей»[15]. Охота в начале лета особенно жестока. В расход идут не только матерые, взрослые звери, но и щенки, только появившиеся на свет. Даже если не убивают физически, смерть все равно настигает их. Ведь мать и отец мертвы, а дети беспомощны.

ОТЛИЧИТЕЛЬНАЯ ЧЕРТА МУЖЧИНЫ — ХЛАДНОКРОВИЕ. И Я НИКОГДА НЕ ПОЗВОЛЯЛ СЕБЕ СЛАБОСТЬ. ТУТ НУЖНО ПОНИМАТЬ РАЗНИЦУ. ЕСТЬ СИТУАЦИИ, КОГДА МУЖЧИНА МОЖЕТ ПРЕДОТВРАТИТЬ БЕДУ, И ТОГДА ОН ДОЛЖЕН ЭТО СДЕЛАТЬ, НЕ ТЕРЯЯ ОПЯТЬ ЖЕ РАССУДКА. И ЕСТЬ МОМЕНТЫ, КОГДА БЕДА НЕИЗБЕЖНА, ТОГДА НУЖНО БЫТЬ ХЛАДНОКРОВНЫМ.

Это была трудная командировка для слаботренированной психики моих спутников. Кровь лилась рекой. Волчьи трупы громоздились горами. Стреляли с вертолетов, с машин, с мотоциклов и с лошадей. С номеров стреляли и в загоне. Выслеживали и стреляли. Стреляли с подхода. Оператор, который бывал на войне, держался молодцом. А тот, который помладше, чуть не плакал. Но снимал без брака. Все это мясо потом показывали по телевизору на всю страну.

И страна была довольна. Мол, так им и надо, хищникам-бандитам. Действительно, в тот год в Волгоградской области волков было очень много. В соседнем регионе шли боевые действия, и волки мигрировали туда, где не стреляют. За это стали стрелять уже по ним.

Наконец перебили всех.

Гора трупов была уложена на поляне на старые покрышки. Сверху полили обильно соляркой и подожгли. Черный дым огромным волчьим хвостом поднялся над угодьями. Все было снято. Мы собрались домой.

* * *

Тут явился старший из отряда очистки и сказал: «Сейчас будем детей убивать!»

В его голосе слышалось ликование.

За труп взрослого волка тогда платили сто рублей. За мертвого щенка — двадцать. Толстая приемщица мертвечины сетовала мне, мол, хитрить стали охотнички. Убивают в деревне собачьих щенков и мне несут. Но меня, дескать, не обманешь, я-то знаю: у волчат когти черные, а у собачат — розовые. Собачат сразу на помойку. Я, говорит, казенные деньги берегу…

Скоро пришла новость. Нашли нору. Сейчас раскапывают. Мы сели на лошадей и поехали туда. Логово было устроено в крутом берегу оврага. Прямо над входом цвел жасмин. Аккуратная тропа шириной не более пятнадцати сантиметров вела по пологому склону прямо в логово.

В метре от норы была устроена круглая яма с чистой водой. Пожилой охотник, который тоже все это не одобрял, рассказал мне, что эта волчья семья жила обособленно, без стаи. Они были местные, не пришлые. Мать, отец и дети. Нору они взяли барсучью, на «вторичке». Сами сделали ремонт.

Когда волчица ушла в дальнюю комнату рожать, самец начал копать прямо у входа. И копал вертикально вниз. До воды. Он сделал колодец, чтобы жена могла пить, не отходя от детей. Волк носил им еду в своем желудке. На крупную дичь не охотился, собирал мышей-полевок, по триста в день, и отрыгивал у входа. Это ели все. Таким образом дети получали всю флору кишечника здорового волка. Заряжались иммунитетом. Мать была истощена постоянным кормлением, и ей тоже полупереваренная пища была необходима.

Теперь они горели в аду на поляне. А в норе плакали дети. Молодой парень со штыковой лопатой копал как надо. Сразу видно — пехотинец. Одними руками. Ногой не помогает. Высший пилотаж. Все глубже траншея, а нора не заканчивается. И слышен из нее неумолчный детский плач.

— Стрелять не будем, невыгодно это, — сказал один из убийц. — Патрон в восемнадцать рублей выходит, если самому пулю лить. А за них по двадцать дают. Два рубля — маленькая прибыль. Лопатой зарубим. Дешево и сердито.

…Наконец траншею копать стало невозможно. Нора ушла вниз под вертикальную стенку оврага. Землекоп стал забуриваться вглубь, расширяя проход до такого размера, чтобы туда мог пролезть человек.

Так прошло не меньше трех часов. Работали с перекурами. Наконец из изувеченной норы показалась задница человека и на траву вылетел первый волчонок.

Он был еще слепым. Покрыт коричневым пухом. Толстые лапки заканчивались черными коготками. Он горько плакал, будто понимал, что его точно примут в костер. И оплатят.

Задница «пехотинца» скрылась в норе и вскоре появилась опять. Два пушистых комка описали в воздухе дугу и шмякнулись перед моими ногами в грязь. Через минуту прилетел четвертый.

— Ну? Сняли? — нетерпеливо спросил один из очистки. — Мочим их — и обедать.

Тут я совершил необдуманный поступок, о котором, впрочем, ни разу не пожалел потом.

— Нет, — говорю. — Не сняли. В Москву повезем. Даю по сотке за каждого.

Все обрадовались — за щенка как за взрослого платят! Я собрал сирот в холщовый мешок, закинул его за плечи и направился к лошади. Съемка была закончена.