Дикие карты

Доктор Тахион заявил, что здание было приобретено и полностью отреставрировано на средства бостонского Фонда Стэнхоупов, возглавляемого мистером Джорджем С. Стэнхоупом. Мистер Стэнхоуп — отец миссис ван Ренссэйлер. «Я знаю, что, если бы Блайз была жива, она сейчас не хотела бы ничего иного, как работать бок о бок с доктором Тахионом», — сказал мистер Стэнхоуп.

На начальном этапе работа клиники будет финансироваться за счет платы за прием и частных пожертвований, но доктор Тахион признался, что совсем недавно вернулся из Вашингтона, где встречался с вице-президентом Хамфри. Источники, близкие к вице-президенту, утверждают, что администрация рассматривает вопрос частичного финансирования джокертаунской клиники за счет Сенатского комитета по исследованию возможностей и преступлений тузов (СКИВПТа).

Заявление доктора Тахиона было встречено восторженными аплодисментами со стороны собравшейся толпы численностью приблизительно пятьсот человек, многие из которых несомненно явились жертвами вируса дикой карты.

Льюис Шайнер

Долгая темная ночь Фортунато

«The Long, Dark Night of Fortunato»

Единственное, о чем он был в состоянии думать, — какой же красавицей она была при жизни.

— Я должен спросить вас, можете ли вы опознать останки? — обратился к нему полицейский.

— Это она, — сказал Фортунато.

— Имя?

— Эрика Нейлор. «Нейлор» через "е".

— Адрес?

— Парк-авеню, шестнадцать.

Полицейский присвистнул.

— Шикарно жила дамочка. Ближайший родственник?

— Я не знаю. Она была из Миннеаполиса.

— Ну да, они все оттуда. Можно подумать, этих шлюх там в питомнике разводят.

Фортунато оторвался от ужасной зияющей раны на горле девушки и взглянул полисмену прямо в глаза.

— Она не была шлюхой, — проскрежетал он.

— Разумеется. — Мужчина пожал плечами, но отступил на шаг назад и уткнулся в свой планшет. — Я напишу, что она была манекенщицей.

«Гейшей», — подумал Фортунато. Она была одной из его гейш — забавной и хорошенькой. Кулинарка, массажистка и психолог, хотя и без лицензии, в одном лице, и неистощимая фантазерка в постели.

Она была третьей его девочкой, которую за последний год искромсали на куски.

* * *

Он вышел на улицу, отдавая себе отчет в том, как пугающе выглядит. Он был шести футов росту, худющий, как наркоман, а когда горбился, его грудная клетка, казалось, растворялась в позвоночнике. Ленора ждала его, кутаясь в черный жакет из искусственного меха, несмотря на то что наконец-то показалось солнышко. Усадив его в такси, она назвала водителю свой адрес.

Фортунато смотрел из окна на длинноволосых девиц в расшитых джинсах, на черные плакаты в витринах, расписанные яркими мелками тротуары. Близилась Пасха, но мысль о весне оставила его холодным, как кафельный пол морга.

Ленора взяла его за руку и сжала ее, Фортунато откинулся на сиденье и закрыл глаза.

Она была новенькой. Одна из его девочек вытащила ее из лап бруклинского сутенера по кличке Вилли Кувалда, и Фортунато заплатил за нее пять тысяч долларов «неустойки». На улице хорошо знали, что, вздумай Вилли возражать, Фортунато отдал бы те же самые пять тысяч, чтобы Вилли прикончили. Такова была текущая рыночная цена человеческой жизни.

Вилли работал на семью Гамбионе, и Фортунато не раз приходилось сталкиваться с ними — едва ли не лбами. Он был черным — ну, наполовину черным — и к тому же независимым, и это делало его основным объектом кровожадных фантазий дона Карло. Сильнее, чем такое сочетание, дон Карло ненавидел только джокеров. Фортунато вполне мог бы заподозрить старика во всех трех убийствах, если бы не одна загвоздка: он слишком жаждал заполучить все дело Фортунато, чтобы размениваться на самих женщин.

Ленора выросла в каком-то захолустном городишке в горах Виргинии, где старики до сих пор говорили на языке времен королевы Елизаветы. На Вилли она проработала меньше месяца, и загубить ее красоту он не успел. У нее были медно-рыжие волосы до талии, неоново-зеленые глаза и маленький соблазнительный ротик. Она одевалась исключительно во все черное и всерьез считала себя ведьмой.

Когда Фортунато увидел ее, то был не на шутку потрясен сочетанием безудержной страстности и всепоглощающей чувственности, так не вязавшимися с внешней холодноватой утонченностью. Он взял ее в обучение, и девушка проходила его уже три недели, лишь изредка обслуживая избранных клиентов, а все остальное свое время посвящая превращению из способной девочки по вызову в начинающую гейшу, которое занимало не менее двух лет.

Она привела его к дверям своей квартиры и на мгновение замерла, вставив ключ в замок.

— Э-э... Надеюсь, моя квартира не покажется тебе слишком чудной.

Фортунато остался стоять у порога, а она прошла в комнату и зажгла свечи. Окна были затянуты плотными занавесями, и он не заметил ни одного прибора, кроме телефона, — ни телевизора, ни часов, ни даже тостера. В центре комнаты прямо на деревянном полу была начерчена пятиконечная звезда в круге. Сквозь чувственный аромат ладана и мускуса пробивался легкий сернистый запах химической лаборатории.