Полгода назад, выгнав жену, ван Ренссэйлер приказал слугам не впускать ее в дом, и Блайз оказалась разлученной с детьми. Тахион в два счета исправил эту несправедливость. Раз в неделю, когда конгрессмена не было дома, они с Блайз отправлялись в ее бывшую квартиру, Тахион подчинял себе волю слуг, и они играли с Генри-младшим, Брендоном и Флер. После этого инопланетянин приказывал няне и экономке забыть об их посещении. Ему доставляло величайшее удовольствие водить за нос ненавистного Генри, хотя для того, чтобы месть была полной, следовало бы дать ему знать о том, что они и в грош не ставят его приказания.
Он отбросил щетку, взял вечернюю газету и забрался в постель. На первой полосе красовался снимок Эрла, получающего медаль за спасение Ганди. На заднем плане виднелись Джек и Холмс: у Арчибальда вид был донельзя самодовольный, но Джеку было явно не по себе.
— Здесь репортаж с сегодняшнего приема, — сказал он. — Хотя я не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. Подумаешь, покушение.
— Мы не разделяем вашего равнодушия к убийствам.
Ее голос прозвучал приглушенно — она натягивала через голову ночную сорочку.
— Я знаю, но все равно мне это странно. — Tax повернулся на бок и подпер голову рукой. — Знаешь, пока я не попал на Землю, я ни разу нигде не появился без телохранителей.
Старая кровать скрипнула: Блайз устроилась рядом с ним.
— Это ужасно.
— Мы привыкли. В том классе, к которому я принадлежу, убийства — неотъемлемая часть жизни. Таким образом семейства добиваются влияния. К двадцати годам я потерял убитыми четырнадцать близких родственников.
— И насколько близкими были эти родственники?
— Ну, моя мать, например. Мне было всего четыре, когда ее нашли у подножия лестницы, которая вела в женские покои. Я всегда подозревал, что к этому приложила руку тетя Сабина, но никаких доказательств этому не было.
— Бедный малыш! — Блайз погладила его по щеке. — Ты хоть вообще ее помнишь?
— Отрывочно. В основном шелест шелка и кружев да запах ее духов. И волосы — как золотистое облако.
Она перевернулась и устроилась калачиком у него под боком.
— А что еще отличает Землю от Такиса?
Ее попытка сменить тему была шита белыми нитками, но он был благодарен ей за это. Разговоры о покинутой семье всегда вызывали у него грусть и тоску по дому.
— Женщины, например.
— Мы лучше или хуже?
— Просто другие. Вы можете ходить везде, где хотите, когда достигаете детородного возраста. У нас никогда бы такого не позволили. Успешное покушение на беременную женщину может перечеркнуть многие годы кропотливого планирования.
— Думаю, это тоже ужасно.
— Кроме того, мы не приравниваем секс к греху. Грех для нас — бездумное размножение, которое может сорвать все планы. Но удовольствие — совершенно другое дело. Например, мы отбираем молодых и привлекательных мужчин и женщин из низшего класса — тех, кто не обладает пси-силой — и обучаем их, чтобы они могли обслуживать мужчин и женщин из знатных семейств.
— А с женщинами из своего класса вы встречаетесь?
— Конечно. До тринадцати лет мы растем и учимся вместе. Женщин изолируют лишь после того, как они достигнут детородного возраста, чтобы уберечь их. Кроме того, мы собираемся вместе на различные семейные мероприятия: балы, охоты, пикники, но все это только в стенах поместий.
— А до какого возраста мальчики живут со своими матерями в женских помещениях?
— Все дети живут с матерями до тринадцати лет.
— А после этого они могут с ними видеться?
— Ну разумеется! Это же их матери!
— Не обижайся. Просто все это для меня очень странно.
Забравшись к ней под рубашку, Tax провел рукой по ее ноге.
— Значит, у вас есть сексуальные игрушки, — размышляла Блайз вслух, в то время как его руки исследовали тело женщины, а она ласкала его твердеющий член. — Звучит заманчиво.
— Хочешь стать моей сексуальной игрушкой?
— А я-то думала, что уже являюсь ей.
Проснулся он оттого, что замерз. Он уселся в постели и обнаружил, что Блайз рядом нет, а покрывала волочатся по полу. За пологом, представлявшим собой длинные нити бус, слышались какие-то голоса. За окнами горестно завывал ветер, бил в стекла, пытаясь отыскать какую-нибудь щелку или трещинку. По спине у него побежали мурашки, хотя в комнате было совершенно не холодно. Низкие гортанные голоса за пологом воскресили в его памяти детские страшилки о не нашедших покоя душах предков, которые вселялись в тела своих прямых потомков. Он поежился и встал с кровати. Бусы негромко зазвенели, смыкаясь за ним, и его взору предстала Блайз: она стояла в центре комнаты и вела жаркий спор сама с собой.
— Говорю тебе, Оппи, нужно разрабатывать...
— Нет! Мы же уже обсуждали это и решили, что сейчас главное — наш прибор. Мы не можем себе позволить отвлекаться на водородную бомбу.