КЕННЕТ УАЙТ. ДИКИЕ ЛЕБЕДИ

Путешествие-хокку. С французского.

Перевод Василия Голованова

“Мыслители Востока не столько старались возвыситься над существованием, сколь быть его эхом, резонатором, в котором наши отношения с бытием звучат более ясно. Восточная философия учит согласию мысли и бытия — изначальному выбору, из которого она родилась и который мы постепенно утратили, становясь “цивилизацией запада”, — возможно для того, чтобы отыскать его снова”

Морис Мерло-Понти. Знаки

Пролог

В течение долгого времени в моем мозгу созревала идея поездки в Японию. Это геопоэтическое путешествие было бы, с одной стороны, данью уважения к драгоценному и хрупкому миру Японии, с другой — возможностью совершить путешествие в стиле хокку по следам Басе, то есть поведать о своем фантастическом погружении в мир островов и дорог, о головокружительном прыжке в Пустоту в небольшой по объему и экстравагантной книжке, полной спонтанных образов и мыслей, написанной в “порхающем белом стиле”, как говорят художники. После чего, говорил я себе, я снова затворюсь в своей космологической обсерватории на бретонском берегу для работы над будущим циклом и буду себе гулять по нехоженым тропинкам вдоль взморья, а кругом меня будут ветер, дождь и тишина...

Наконец как-то осенью я ощутил внутреннюю готовность и приблизительно прикинул маршрут: Токио будет отправной точкой, оттуда я двинусь на север, покуда не достигну Хоккайдо.

Сидя солнечным сентябрьским утром в кафе парижского аэропорта (накануне я покинул свой уединенный дом в Бретани), я внимательно вслушивался в японские звуки, различимые вокруг меня, в особенности те, что производила высокая девушка с круглым, как луна, лицом. Несколько литературных ассоциаций промелькнуло в мозгу: заходящее солнце Осаму Дазаи; Ругецу, учитель хокку в новелле Нагаи Кафу “Сумида”; юный студент Кавабаты, на морском берегу полуострова Идзу встречающий группу танцоров (“когда я услышал, что они говорят об Осиме, мое сердце исполнилось поэзией”)...

Земля Японии: литораль и горы. Заливы, бухты, окруженные скалистыми мысами. Творенье Вулкана, конвульсирующая, опустошенная плоть, омытая дождями и ветрами, приливами и туманами, россыпями мельчайших брызг, играющими на солнце. Необузданные потоки, водопады, красные листья...

Я хотел погрузиться в это, слиться с пульсациями стихий и света. И еще я хотел, если это возможно, увидеть диких лебедей, прилетающих из Сибири. Как появляются они и расправляют крылья, оглашая своими потусторонними криками туманную гладь озер японского Севера, куда они прилетают на зимовку.

Да, именно этого я хотел. “Рейс на Токио, секция 17”.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дорогами памяти

Пересекаю мосток деревянный

Сумерки

Полный отзвуков вечер

Que pasa, man?[1]

Ночью, где-то над Америкой, рядом со мной уселась маленькая японочка и принялась дымить, как вулкан. Всосав в себя достаточное количество дыма, она сладостно свернулась в кресле клубочком и заснула. Немного погодя голова ее покоилась на моем левом плече. Должно быть, я задремал и сам. Когда очнулся, японочка исчезла, а чей-то голос объявил, что сейчас наш самолет начнет снижение для посадки в Токио.

“Hoteru Sundown, ku da sai!” — произнеся эту фразу таксисту в белоснежных перчатках и услышав энергичный ответ: “Hoteru Sundown — hai”, я откинулся на сиденье в незапятнанном белом чехле и уставился в окно, высматривая некий символический знак, соответствующий моменту. Радио в этот момент передавало вдохновляющие вопли какого-то американского пастыря авангардной конфессии, обращенные к воинам вооруженных сил: “Научитесь быть самими собой... ваша сила в вас самих... в вас вложил ее Господь. Господь хочет, чтобы вы стали самими собой...” Я подумал, что само по себе “я” не более чем метафора или средство переместиться из одного места в другое... Во всяком случае, там, за стеклом автомобиля, был Токио.

На первый взгляд это было просто-напросто безобразно. Токио — это не город, это бедствие. Ни один уважающий себя город не мог бы позволить себе такой винегрет стилей: неоклассицизм, неоготика, необарокко, неомодерн, нео-нео — и все это из красного кирпича и железобетона, тусклого, удручающего, ужасного.

Толпы, потоки, орды горожан самого чудовищного городского агломерата планеты. Сияющие вывески: словно здесь разорвало какой-то всемирный цирк и все его афиши выплеснулись на чудовищные фронтоны Дальнего Востока.