Дикие лошади. У любой истории есть начало

Школьный катафалк выглядел довольно побито после того, как я перевернула машину с бруклинскими дамочками на борту. Кроме того, маленький Джим попортил обивку кресел, поджигая их прикуривателем из автомобиля, поэтому мы за копейки выкупили машину у округа. Я собрала вещи и развезла детей по интернатам. Маленький Джим, которому исполнилось восемь, пошел в школу для мальчиков в городе Флагстафф, а Роз-Мари, которой исполнилось девять лет, пошла в католическую школу для девочек в Прескотте. Сидя в машине, я наблюдала, как монахиня, держа мою дочь за руку, уводила ее в общежитие. На пороге здания Роз-Мари обернулась, и я увидела, что ее щеки были мокрыми от слез. «Будь сильной!» — крикнула я ей. Мне в свое время очень понравилось учиться в школе сестер Лоретто, поэтому я была уверена в том, что и Роз-Мари переживет свою тоску по дому, и все у нее будет в порядке. «Некоторые дети готовы на что угодно за такую возможность получить образование! — прокричала я дочери напоследок. — Считай, что тебе повезло!»

После этого я направилась в Финикс, нашла дешевый пансион и записалась на курсы. Я решила нагрузить себя учебой по максимуму. Я рассчитала, что если буду учиться по восемнадцать часов в день, то смогу получить диплом учителя за два года. Было приятно учиться в университете, и я чувствовала себя совершенно счастливой. Несмотря на то что некоторые сокурсники были очень удивлены количеством курсов и объемом работы, который я на себя взвалила, я чувствовала себя словно в отпуске. Я была свободна от забот, которые несет жизнь на ранчо, мне не надо было лечить больной скот, отвозить детей в школу, мыть в школе пол и общаться с недовольными родителями. Вместо всего этого я узнавала новое об окружающем меня мире и расширяла свои горизонты. У меня не было никаких обязательств, кроме обязательств перед собой, и я полностью контролировала свою жизнь.

Однако Роз-Мари и маленький Джим

не разделяли мое страстное стремление к знаниям. Более того, дети просто не хотели грызть твердый камень науки. Маленький Джим постоянно убегал из интерната, перелезал через ограду, отвинчивал прикрученные болтами решетки на окнах и связывал простыни, чтобы спуститься вниз с верхних этажей. Он оказался настолько изобретательным, что управлявшие интернатом иезуиты дали ему прозвище «Маленький Гудини».

Впрочем, иезуитам было не впервой общаться и учить своевольных детей, которые выросли на ранчо, и они хорошо справлялись со стоящими перед ними задачами. С Роз-Мари была немного другая история. Ее учителя решили, что она нонконформист, социопат и вообще человек, мало приспособленный для жизни в обществе. Большинство девушек в интернате были хрупкими и нежными созданиями. В отличие от них Роз-Мари играла в «ножички», пи́сала во дворе, ловила скорпионов и держала их в стеклянной банке под своей кроватью. Она любила съезжать по перилам главной лестницы и однажды съехала прямо в матушку настоятельницу. Она вела себя так, словно жила на ранчо, и не понимала, что все то, что может быть приемлемым на природе, может показаться по меньшей мере эксцентричным в городе. Монахини решили, что Роз-Мари — просто совершенно невоспитанный ребенок.

Роз-Мари писала нам из интерната короткие письма. Ей нравились уроки танцев и игры на пианино, вышивание и этикет ее безмерно утомляли. Ей не нравилось то, что монахини все время считают, что она ведет себя неправильно. По мнению ее учителей, Роз-Мари пела слишком громко, танцевала с излишним энтузиазмом и рисовала странные картинки на полях тетрадей и учебников.

Монахини жаловались на то, что иногда Роз-Мари позволяла себе очень смелые комментарии, хотя на самом деле она зачастую повторяла то, что услышала от меня. Однажды, когда она поинтересовалась тем, что я думаю по поводу мальчика, который упал с качелей и разбился до смерти, я сказала, что, вполне вероятно, такая смерть была для него лучшим выходом из ситуации, потому что он мог вырасти и стать серийным убийцей. Когда Роз-Мари повторила мое мнение однокласснице, у которой умер братик, монахини оставили мою дочь без ужина. Одноклассницы ее не очень любили и называли «деревенщиной», «деревней» и другими обидными словами. Однажды, когда Джим подарил интернату двадцать килограммов вяленого мяса, школьницы отказались его есть, заявив, что не хотят питаться «ковбойским мясом», и монахиням пришлось его выбросить.

Но Роз-Мари могла за себя постоять. В одном письме она написала, что как-то, когда она мыла посуду, одна из одноклассниц принялась над ней смеяться и говорить, что ее отец «думает, что он Джон Уэйн».

«По сравнению с моим отцом твой Джон Уэйн — просто ребенок», — ответила Роз-Мари и окунула голову девушки в раковину с грязной водой.

«Ну и молодец», — решила я, прочитав то письмо. Видимо, она все-таки от матери кое-что унаследовала.