Дикие сердца (ЛП)

Киран уходит. Я ем еду, которую он мне принес. Я расхаживаю. Я борюсь с мыслью рассказать ему и Пауку, что Малек вломился в дом, но не могу решить, узнает ли этот ублюдок-убийца, если я проболтаюсь.

Что, если он установил жучки в моей комнате?

Или во всем этом конспиративном доме, если уж на то пошло? Что, если он установил скрытые камеры? Что, если он может телепатически перемещаться и подслушивать все, что здесь происходит?

Я не могу сбрасывать со счетов такую возможность. Кажется, он способен на все.

В конце концов, я решаю не говорить ни слова. Я отказываюсь нести ответственность за то, что кто-то пострадает. Малек все равно может причинить им боль, но я это не контролирую. Я не хочу, чтобы это было из-за того, что он сказал мне чего-то не делать, а я не послушалась.

Похоже, он из тех мужчин, которым неповиновение очень не нравится.

Около девяти часов в мою дверь стучится Паук.

— Привет, — говорю я, открывая. — Как дела?

Он молча смотрит на меня, прежде чем сказать: — Великолепно. Как ты?

— То же самое.

— Взял твою сумку. Ноутбук тоже. Он поднимает мою сумку. — Куда мне ее положить?

— О, великолепно! На стол поставь, спасибо.

Я широко открываю дверь и впускаю его. Он одет в свой безупречный костюм и галстук, ни один волос не выбился, а его угловатая челюсть чисто выбрита. Я думаю, у Деклана есть дресс-код для этих парней, потому что они всегда носят только черное от Armani.

Он ставит спортивную сумку на стол и поворачивается ко мне.

Затем он просто молча стоит, чувствуя себя неловко.

— Что случилось?

— Думаю, я должен перед тобой извиниться.

Это застает меня врасплох. Я смотрю на него, приподняв брови. — Передо мной? Почему?

Он переминается с ноги на ногу, откашливается, затем бросает взгляд на дверь. — За то, что застал тебя прошлой ночью на кухне практически раздетой. Ты казалась ужасно смущенной.

Я понимаю, он должно быть, говорит про нижнее белье, и чувствую облегчение.

Если только это не означает — насквозь промокшее нижнее белье, и в этом случае я чертовски унижена.

Мой смех тихий и нервный: — Это, эмм…

Он оглядывается на меня. Кончики его ушей краснеют.

— Я ничего не видел, если это то, о чем ты беспокоишься. После короткой паузы он поправляет себя. — Я имею в виду, я мало что видел.

Я прикрываю глаза рукой. — Господи. Ты не мог бы сделать это еще больнее?

— Мне очень жаль.

— Извинения приняты. А теперь, пожалуйста, уходи, чтобы я могла умереть от стыда в одиночестве.

— Тебе нечего стыдиться, девочка.

Его голос приобрел хрипловатые, незнакомые нотки. Я думаю, он пытается сделать мне комплимент.

И теперь у меня тоже покраснели уши.

Я провожу рукой от глаз вниз ко рту. Я молча смотрю на него. Затем опускаю руку и вздыхаю. — Что ж. Спасибо. Я думаю. Можем ли мы, пожалуйста, никогда больше не говорить об этом?

Он проводит рукой по волосам. — Да. Он поворачивается, чтобы уйти, но у двери оборачивается. — С тобой хочет поговорить твоя сестра. Она попросила меня, чтобы ты позвонил ей.

— Скажи моей сестре, что я скорее съем сэндвич с дерьмом, чем буду с ней разговаривать.

Он поджимает губы, чтобы не рассмеяться, и кивает. — Будет сделано.

— И перестань думать, что мы похожи. Мы совсем не похожи.

Он выдерживает мой взгляд, выглядя так, будто спорит сам с собой о чем-то. Наконец, он говорит: — Нет, ты не такая. За исключением той львиной крови, которая течет в вашей семье.

Я тихо говорю: — Спасибо тебе за это. Но я не львица. По сравнению с ней я ... детеныш.

—Львенок все еще лев.

После минуты неловкого молчания он поворачивается и выходит.

Я становлюсь более решительной, чем когда-либо, и, если это будет в моих силах, я не позволю Малеку причинить ему вред.

Однажды Паук станет кому-то очень хорошим мужем. Он не заслуживает того, чтобы его застрелили, когда он нянчился с придурковатой младшей сестрой невесты своего босса.

Я работаю на своем ноутбуке несколько часов, пока меня не клонит в сон. Я достаю из сумки последнюю коробку Twizzlers и съедаю ее целиком. Затем я принимаю душ, долго стою под горячими струями, думая обо всем, что произошло с тех пор, как я уехала из Сан-Франциско. Думаю о том, что скажу Малеку, когда увижу его в следующий раз.

Потому что я знаю, что следующий раз будет.

Я чувствую это своим нутром.

Что бы ни происходило между нами, это неразрешилось. Я знаю, что он хочет ненавидеть меня, и, возможно, часть его этого хочет. Но есть другая его часть, которая этого не делает.

Судя по прошлой ночи, эта часть его тела у него в штанах.

И я не знаю, что со всем этим делать. Вся эта ситуация настолько не в моей компетенции, что я едва могу мыслить здраво.

Я просто интроверт, который любит книги, конфеты и споры с незнакомцами в Интернете. Мое представление о волнении — начать новый сериал на Netflix. Да, я живу в одном из самых захватывающих городов мира, но все, с кем я общаюсь, волнуют меня так же, как черствый хлеб.

Они компьютерщики. Любители видеоигр. Философы из кафе с булочками, степенями в области искусств и, возможно, дополнительным набором гениталий.

Ладно, эта часть захватывающая, но вы поняли мою точку зрения.