Ненавидел он моих подруг безумных.
Разбил мою душу на слух слишком шумную,
И не дал спасти на крыше парней полоумных.
Он злой и заслужил безделья вечного,
Не грубо ли так говорить теперь?
Ему уже не нужно мира бесконечного,
Не нужно и любви ему теперь…
Серьги в меду
Это лето рассыпалось снегом,
Разлилось водопадом ночей.
Этим летом моя фонотека,
Неба зимнего стала мрачней.
На рассвете я серьги топила…
Обмывала их в сладком меду.
Из цветов выжимала чернила,
Окропляя твой разум в бреду.
Лето с нами притворно дружило,
За глаза, обсуждая пороки.
В чай тайком нам болезни крошило.
После этого люди жестоки?
Серьги в вязком меду утонули…
Жаль, ведь дорого стоят они.
Стоят душ, что колечко сомкнули.
Ну зачем души им, объясни?
Стоят серьги в меду все забытые слезы,
Стоят терпкую осень, слепую метель.
Стоят все океаны, твои-мои грёзы,
Но не стоят тебя, дорогая, поверь.
Вишня над твоей могилой
Так небрежно ты пускаешь клубы дыма в потолок,
Постепенно понимаешь, что везет мой монокок.
Виртуальная реальность – это термин о любви,
И не важно, что спасаюсь я в ней от глухой тоски.
Твое имя позабудут, жаль, но это неизбежно,
Плакать вряд ли они будут, бросят горсть земли небрежно.
Я же брошу горсть семян, брошу, и останусь ждать,
И могильщик, хоть и пьян, тоже будет наблюдать.
Собирать мы будем вишню, как и раньше, в декабре,
Деревце всё неподвижно, словно бы назло луне.
Пьяный друг мой предложил в сад её перевезти,
Только у меня нет сил, деревце твоё нести.
Почему твоё? Отвечу. Ты под ним давно лежишь,
Корни крепко держат плечи, ты ему принадлежишь.
Не видать тебе ни солнца, ни кокетливой луны,
Ты при жизни был подонком, им подонки не нужны.
Хорошие мальчики
Хорошие мальчики вряд ли заплачут,
Не думаю, что ты достойна их слёз.
Хорошие мальчики днями херачат,
Без сна и еды, в жару и мороз.
Среди отупевших от безделья людей,
Хорошие пёсики совсем одичали.
Ведь не с кем общаться, ну кроме сетей,
Что их так коварно, всех разом, поймали.
Хорошими псами легко управлять.
Они ведь так страстно в тебя влюблены.
У них можно всё, что увидишь забрать,
Они же, как вещи, что только твои.
Ты главное знай, их обидеть несложно.
Обида в истерику вдруг перейдет.
Печальный исход и больница возможно,
Зато хоть оттуда никто не уйдет.
Хорошие мальчики дело в том, что страдают.
Их кто-то любил, а потом ненавидел.
Они и без слов сейчас понимают,
Конец их истории, нам всем очевиден.
Девочка из ниоткуда
Виной всему поэты.
Ведь вам совсем не интересно, чьё сердце вы разбили,
так жестоко…
Плевать хотелось вам на душу девочки Востока.
Она стихи читает ваши и представляет, как однажды,
сама расскажет миру историю свою
в стихах.
Она была не слишком многословна, бумаге свои мысли отдала.
Но я её ночами слышала и иногда в луне, я наблюдала,
как она росла.
Я боль её хочу забрать, я не желаю больше знать
её страданий!
Она ведь не одна…
Судьба ко многим так жестока.
Никто не знает всех ужасных истязаний,
а я их вижу по ночам.
Ты помнишь звездопады прошлых лет?
Сияньем нас тогда хотело небо обмануть,
Отвлечь от боли и невзгод,
Отвлечь от наших с тобой слёз,
Слезами девочки Востока.
Я понимаю твою боль, но ты не одинока…
Я помогу тебе! Не знаю скоро ли, но ты ведь будешь ждать.
Я так хотела б всё тебе отдать,
Увидеть радость и улыбку на твоих устах.
Прошу, только не плачь ночами…
В луне увидеть сможешь ты меня однажды.
И знай, ведь это очень важно,
никто твой дух не сломит!
Они пусты, они ничтожны!
Не им тебя ломать…
На цепи
Как кот ты мне принадлежишь.
Ты думаешь смеяться стоит?
Теперь ты вряд ли убежишь.
Пусть мать твоя глаза умоет.
Ну хватит плакать глупый мальчик,
Тебя я не обижу, будь уверен.
А вот на счет собачки, я не знаю…
Порой она страшней любого зверя.
Я нарисую тебя, твои черты прекрасные.
Я украду твой взгляд хоть и не хочешь ты.
Молю, не называй меня опасностью,
Ведь безопасней я твоей суровой красоты.
Мой дом теперь в твоем распоряжении.
Моя семья теперь всегда за нас.
Да хватит говорить о заточении!
Ты можешь выйти хоть сейчас.
Вот только доберман не на цепи уже, как месяц.
И что ты смотришь? Я сама его боюсь…
"Молись!", – кричит жена священника Ванесса.
На ледяном полу, не видя звёзд, молюсь.
Хотела я украсть тебя навечно,
Но так жестоко ты меня перехитрил.
Теперь мучитель твой страдает бесконечно,
Теперь меня на цепь ты посадил.
Прикрой меня цедрой лимона
Я чай заварю прямо в горле,
вот только забыла лимонов сорвать,
где-то в Индии, цедру искала покорная мать,
моих теплых, завернутых в плесень, сестер.
Я их так любила…
Лимонные дольки, на локоны липли,
когда я стирала те платья,
что ты подарил своим женам ,
которых так тщетно пытался забыть,
а платья украл, чтобы в спальне носить,
по ночам рукоблудством страдая.
Прикрой меня от всего этого срама,
вульгарщины столько, мне стыдно за вас!
А маменька в муках меня ведь рожала!
Зачем объясни мне?
Я вижу лишь похоть,
прикрой, поскорей, меня цедрой лимона,
я в землю врасту и усну навсегда…
Парижскую оргию помнит твой сын наизусть
и читает сестренке ночами,
а ты все меня проклинаешь,
меня и мои такие незрелые рифмы,