- А, то есть это ради меня ты появляешься дома на час и опять уезжаешь, даже забыв иногда поинтересоваться как мои дела? Ради меня прешься на ринг и позволяешь себя избивать? Ради меня по клубам своим шляешься и со своими дружками напиваешься, оправдывая это "налаживанием связей"?
- Не перекручивай, Шведова! – яростные сполохи в синих глазах говорят о том, что Матвей злится, а уже через секунду он с силой вдавливает недокуренную сигарету в пепельницу. - Ты сама видишь, что я делаю все только ради того, чтобы ты ни в чем не нуждалась! Чтобы у нас была лучшая квартира, у тебя лучшее образование в престижном вузе, лучшие шмотки, и чтобы ты как раньше не думала о том, что ждет тебя завтра. Захотела отдыхать, мы полетели к долбаным пальмам, хочешь тачку – окей, забирай мерс.
- Я не хотела тачку, - цежу сквозь зубы, вспоминая, как Матвей сам настаивал на том, чтобы я не ездила в университет на метро, хотя я и по сей день выбираю именно общественный транспорт из-за огромного количества пробок, - ты сам мне вручил ключи и сказал: «Она твоя». И на острова ездить не обязательно, отдохнуть можно и в Подмосковье. Ты сам придумал себе какие-то идеалистические цели и прешь к ним, совсем не слыша меня.
Мобильный в руке Матвея издает мелодию, сообщая о входящем, но он отклоняет злополучный звонок, продолжая бурить меня глазами.
Мне так хочется когда-нибудь вышвырнуть его телефон с балкона, чтобы наконец понял меня. Чтобы осознал, что все, что он делает, тащит нас ко дну, а не куда-то в лучшую жизнь, как ему кажется.
- А ты думаешь, ты была бы так счастлива, живи мы в однушке, а я устройся тренером в какой-то спортивной секции? Легко говорить, когда все есть, - рявкает, заставляя меня обреченно качать головой.
- Мне не нужны золотые горы. И квартиры в спальном районе нам вполне бы хватило, если бы ты просто был рядом. Я жить с ТОБОЙ хотела, понимаешь, а не сама? - приходится вталдычивать банальные истины, если он сам отказывается понимать. - Ходить на работу, приходить вечером уставшей, но знать, что ты тоже скоро придешь и мы вместе проведем время. А сейчас я не знаю, - горло хватает знакомый спазм, но я с усилием проглатываю его, - не знаю, чего ждать завтра. Ты сам себя уничтожаешь, ввязываясь все сильнее во все это дерьмо. Чего ожидать от твоих этих жлобов? Что они тебя убьют где-то, если вдруг станешь неугодным? Или может завтра тебя снова накачают, и ты однажды все-таки переспишь с кем-то, и тогда я не смогу даже смотреть на тебя!
- Рина, это произошло один раз, - психует Матвей и для усиления эффекта тычет указательным пальцем мне цифру «один», и им же скидывает повторный звонок, мелодия от которого разрезает воздух, - один, блядь, раз, а ты ведешь себя так, как будто я трахаю каждую, кто проходит мимо, - повысив голос, чеканит Матвей. - Сколько еще можно повторять и доказывать, что мне на хрен никто не нужен? Что если бы я хотел кого-то трахать, мне наркота не нужна была бы. Но тогда и ты мне не нужна была бы, сечешь? Ты знаешь меня. Знаешь, что если я сказал люблю, то разорвусь к чертям, но сделаю все для тебя. А тебя я люблю, Рина!
В груди вибрирует от собравшихся эмоций. Что ж так сложно, а…
Поднимаю глаза и смотрю прямо во взбешенное лицо.
- Все? - уточняю с каким-то немыслимым ожиданием и в любимые глаза смотрю не отрываясь, - Сможешь остановиться и не лететь вперёд сломя голову? Откажешься от боев? Будешь уделять время нам, а не своей гребаной работе, и расторгнешь все связи с нелегальным бизнесом?
Скажи "да". Просто чёртово короткое слово "да", Матвей! Сделай это, спаси нас, Кешнов…
Массивные челюсти сжимаются.
Мое сердце готово разорваться от ожидания. Воздух замер в легких, секунду, две, три…
- Сейчас нет.
Оглушает контрольным насмерть в едва ожившую надежду. Внутри все опускается. Медленный выдох.
- А когда?
- Я стараюсь сделать это как можно быстрее.
Ну да… быстрее - понятие растяжимое и не факт, что оно вообще когда-то наступит. Сердце превращается в камень, и как бы оно не хотело, чтобы я молчала, я все равно произношу, не отводя взгляда:
- Матвей, я ухожу.
Тук… тук… пульс бьется гулко и эхом отдается в горле и ушах….
На долю мгновения черные зрачки расширяются, говоря о резком всплеске адреналина в его крови, но тут же снова сужаются под действием яркого весеннего солнца.
- Куда уходишь? - давит сквозь плотно сжатые зубы.
Внутренний голос кричит: "Молчи"...
- От тебя.
Никогда не думала, что скажу ему эти слова, и от этого кровь в венах буквально застывает. Сердце перестаёт качать ее, как будто я только что самолично вырезала себе более ненужный орган.
Плотно сжатые губы и тяжело вздымающаяся грудная клетка выдают с головой то, что Кешнов явно не ожидал услышать подобное, но, кажется, даже не воспринимает мои слова всерьёз. В любимых глазах по своему обыкновению полыхающая ярость и нет даже намека на смятение и такую же самую боль, которая сейчас терзает меня.