Дикий сад

Церковь не разочаровала — скромное по размерам строение отличалось прекрасными пропорциями, изящным убранством и необычным устройством хоров. Внутри его встретили сумрак и приятная прохлада. Пристроившись к группе американских туристов, Адам бесплатно слушал объяснения гида, но вскоре отстал — его внимание привлек вделанный в пол огромный, похожий на гигантский циферблат зодиак, двенадцать астрологических знаков которого, представляющие созвездия, были инкрустированы белым мрамором.

Он обошел мозаику. Как она попала сюда? Что делает языческий символ в христианской церкви? Почему гид не дала никаких объяснений? Потому что их у нее нет? Словно в ответ на его невысказанный вопрос экскурсовод, прежде чем вести группу дальше, заметила, что в отношении зодиака церковь свое мнение так и не сформулировала. Ее слова, как ни странно, произвели благотворный эффект. Если время замело следы здесь, то разве не могло оно точно также скрыть загадку мемориального сада? Может быть, он и впрямь наткнулся на что-то. Может быть, ключ к утерянной интерпретации содержится в книге, которую он держит в руке?

Адам так и не нашел ничего нового в мрачных мирах Данте к тому времени, когда Антонелла въехала на площадь в своей крохотной машине. Она объявила, что называет автомобильчик «голубым лягушонком» и очень его любит. Впрочем, в отношении последнего заявления у Адама очень скоро появились большие сомнения — Антонелла безжалостно бросала любимчика в крутые повороты и переключала передачи так резко, что бедняжка «Фиат-600» только протестующе скрежетал.

Вжавшись в сиденье, подпрыгивая вместе с «лягушонком» на мощеных улочках, Адам не раз пожалел, что не вернулся в Сан-Кассиано на попутке. Город закончился внезапно, мостовая сменилась грязной, пыльной дорогой, каменные стены уступили место высоким кустарникам. Проселок был узкий, должно быть, односторонний. По крайней мере, за эту надежду цеплялся Адам, когда Антонелла прибавляла газу.

Проселок односторонним не был. Но зато тормоза оказались в порядке.

Адам попросил высадить его на окраине Сан-Кассиано. Нет, он не опасался за жизнь постояльцев пансиона, хотя такая мысль и приходила в голову, куда больше беспокоило, что Антонелла может каким-то образом догадаться о случившемся прошлой ночью, если столкнется лицом к лицу с синьорой Фанелли. Хитрость не удалась, он только оттянул неизбежное. Когда Антонелла предложила заехать утром и отвезти его с вещами на виллу Доччи, Адам не смог найти повод, чтобы отказаться от услуги.

Синьору Фанелли он нашел в траттории, где она мыла пол. Ее поза пробудила сладостные и еще свежие воспоминания. Увидев его, она выпрямилась и вытерла со лба пот. Легче не стало.

Вожделение. Им овладело вожделение. Все просто и ясно. И он ничем не лучше Паоло и Франчески, помещенных Данте во второй круг Ада, терзаемых непрестанно жестокими ветрами, обреченных на вечные муки — как это выразился Данте? — dubbiosi disiri. Сомнительными желаниями.

— Все в порядке?

— Да, — ответил он рассеянно, размышляя о том, что уже достиг пятого круга Ада в английском переводе Дороти Л. Сэйерс и что ему предстоит в скором времени совершить еще один грех.

— Ты передал деньги?

— Да. Без проблем.

Сколько ж еще кругов надо пройти, прежде чем он сможет объявить о своей невиновности?

— С чем вернулся?

Адам рассказал.

— Красивая девушка, да?

— Красивая?

— Ты разве не согласен?

— Нет. То есть да.

— Но и буйная. Хотя теперь присмирела. Но была…

— Буйная?

— Как и ее мать. Впрочем, говорят, она изменилась.

— Изменилась?

— Так говорят.

Перед ужином он, следуя заведенной привычке, отправился в бар на пьяцца Кавур. Между домами с нарисованными на стенах воротами играли в футбол чумазые мальчишки. После каждого забитого гола кто-то подходил к старинной каменной канавке и ополаскивал лицо. Площадь уже заполнялась понемногу горожанами — людские ручейки стекались к ней из прилегающих улочек, — и юные футболисты нехотя уступили «поляну» старшим. В какой-то момент Адам подумал, что видит все это в последний раз.

Днем город как будто вымирал, но с наступлением вечера все население Сан-Кассиано — так, по крайней мере, казалось — выходило на улицу и направлялось к пьяцца Кавур. Парочки, семьи, согбенные старухи в черных шалях — все приходили сюда.

Синьора Фанелли рассказывала о городе, разделенном войной, однако же вечерами люди собирались вместе, общались, вели себя совершенно нормально. Интересно, о чем они говорят? И достаточно ли тринадцати лет, чтобы простить и забыть?