Диктатор

Том Торкин вошел вместе с Вудвортом, министру Внешних сношений по ритуалу полагался первый визит. Визит прошел без удачи — Вудворт хмурился, сжимал губы. Впрочем, голос его звучал бесстрастно, голосом он владел лучше, чем лицом.

Торкин обошел нас всех, каждому улыбался, каждому говорил что-нибудь равноценное комплименту, но с той нахальной развязанностью, что свойственна лихим парням Кортезии, волею случайности либо содействием родителей вскарабкавшихся на высшие этажи общества. Гамова Торкин чуть не обнял и при этом воскликнул с пафосом: «Счастлив приветствовать великого полководца и политика!», мне небрежно бросил: «Вы хорошо выглядите, дорогой генерал!» Бару он протянул руку низом, будто хотел похлопать по объемистому животу: «Мы с вами, господин Бар, малость перебрали, вы не находите?» Только для красавца Гонсалеса у него не хватило развязности, тот слишком стиснул его руку, Гонсалес любил поражать людей неожиданной для такого стройного человека силой, приличествующей скорее штангисту или боксеру, — Торкин побледнел, прикусил непроизвольно рвущийся из груди ох и поспешно отошел. Внешне он выглядел массивной тушей на двух столбах. А руки у него были так коротки, что вряд ли он мог свести их над головой. Готлиб Бар, которого он радостно упрекнул в чрезмерной толщине, рядом с Торкиным выглядел почти изящным.

Гамов показал Торкину на стул против себя.

— Господин посол, мы готовы вас слушать.

И Торкин сразу завел тягомотину. Он свято держался канонов дипломатии — то самое, чего Гамов не терпел. Если бы он не принадлежал к кортезам, противникам латанов, а был нейтралом, то непременно поздравил бы господина диктатора с блестящим успехом — тайным созданием воздушного флота. Господин диктатор, конечно, не сомневается, что если бы разведка Кортезии своевременно донесла о глухо затаенных заводах Латании, то для могучей промышленности Кортезии не составило бы труда построить в короткое время флот еще мощней — и тогда в плену сегодня находились бы не члены мирной конференции в Клуре, а многие уважаемые господа, сидящие в данную минуту за данным столом.

Гамов с раздражением прервал его:

— Господин посол, кто же все-таки победил, вы или мы?

Торкин почти благодушно отозвался:

— Не победили, нет, только выиграли одно сражение. Говорю о вашем успехе, как он того заслуживает. Поверьте, Гамов, я больше всех ценю ловкость, с какой вы подготовили обманный удар. Но на обмане не выиграть войну. Промышленная мощь моей страны трижды превосходит мощь Латании. А в длительной войне решают промышленные возможности, а не ловкие обманы.

Пеано, обычно умело скрывающий свои эмоции, благостно улыбался — плохая примета для тех, с кем собирался спорить.

— Так в чем же дело, господин посол? Давайте еще разок встретимся на поле боя. Почему бы вам не пересечь океан и снова не высадиться в прекрасных гаванях Клура?

Торкин держал себя как победитель, а не как проситель.

— Нет, мы пока не будем высаживаться в Клуре. Есть иные возможности показать нашу силу. Второй город вашей страны, ваш знаменитый Забон, с трех сторон обложен, только узкая полоска соединяет его с остальной страной. И на юге и востоке с вами соседствуют государства, которые ждут лишь нашего пожелания, чтобы выступить.

Гамов проговорил с холодной насмешкой:

— Не пойму, чего вы добиваетесь? Или в связи с нашей победой над вами в Патине и Родере вы приехали требовать нашей капитуляции? Я верно понял вашу миссию?

Торкин гнул свою линию.

— Я изложил объективное состояние мировых сил, чтобы не было, так сказать, головокружения от успехов…

— Повторяю: требуете нашей капитуляции? И думаете, что если этого не достиг маршал Ваксель, то сможете добиться вы своими хвастливыми речами?

Том Торкин, хоть и был информирован о характере Гамова, прямой грубости не ожидал. Справившись с минутным замешательством, он продолжал:

— Нет, не о капитуляции… Просто — вы освобождаете всех преданных Черному суду и передаете их мне.

— Посол, кто из ваших начальников так глуп, что поручил вам выполнить столь глупое задание? Никогда не считал президента идиотом. Или он уже не властен у вас?

Посол Аментолы вдруг увидел, что миссия его провалилась и что сам он перед разверзшейся пропастью. Он судорожно отпрянул от бездны.

— Не даром, нет! Услуга за услугу — вот такое предложение. Вы освобождаете наших пленных, а мы уговариваем нордагов снять окружение Забона. Такой великий город! И какая плата — всего сто человек выпустить на свободу!

— Полуокружение, а не окружение, — поправил Гамов. — Это уже похоже на политический ход — тоже неумно, но внешне логично. Торговля союзниками ради своих интересов.

— И их интересов тоже. Среди преданных суду и нордаги — журналисты, промышленники, двое священников. С президентом Путраментом все согласовано, можете не беспокоиться.

— Не буду беспокоиться. Побеспокоюсь о другом. Ни вам, ни вашим начальникам не приходила в головы мысль, что мы и не нуждаемся в благоволении Путрамента, чтобы снять полуокружение Забона? Мы уже раз отгоняли его армию от города, отгоним опять.