Диктаторы обмана: новое лицо тирании в XXI веке

Китайские международные инвестиции и помощь другим странам тоже ограничивают влияние Запада. Только в период 2010–2019 гг. прямые иностранные инвестиции (ПИИ) Китая в мире выросли с 317 млрд долларов до 2,1 трлн. По этому показателю Китай все еще отстает от США, чьи ПИИ в 2019-м составили 7,7 трлн долларов39. Но Китай оставил США далеко позади в кредитовании иностранных государств, ссудив 1,5 трлн долларов более чем 150 странам. Китай выдает больше займов, чем все страны-кредиторы ОЭСР вместе взятые40

. 

Чтобы получить поддержку Пекина, не нужно притворяться демократами. Рассмотрим пример Эфиопии. Чтобы угодить западным донорам, лидер страны Мелес Зенауи, бывший партизан-марксист, придя к власти в 1991-м, смягчил тональность своей революционной риторики. Однако к 2014-му Китай ссудил стране 12,3 млрд долларов: эта сумма равна половине ее среднегодового ВВП. Режиму уже не нужно было напускать на себя демократический вид, поэтому на выборах 2010 года правящая партия и ее союзники забрали 99,6 % мест в парламенте. В 2015-м силы безопасности жестоко подавили протестное движение, убив 700 и арестовав 23 000 человек. И это не единственный пример. Политологи Стив Хесс и Ричард Айду выяснили, что страны, которые получают относительно больше финансирования от Китая, чем от Запада, проводят более жестокие политические репрессии41. По мере того как в страну притекали китайские деньги, президент Танзании Джон Магуфули усиливал преследование журналистов и активистов42

. Он особо поблагодарил Китай за выделение помощи без дополнительных условий43.

Как мы видели в седьмой главе, экономические связи сами по себе редко побуждают диктаторов менять подходы. Но экономические связи в сочетании с глобальными СМИ, кампаниями в защиту прав человека и политическим давлением Запада могут произвести мощный эффект. Однако некоторые эксперты опасаются, что действие этих элементов модернизационного коктейля слабеет. Ведь традиционным западным СМИ в новых условиях приходится нелегко: интернет-платформы уводят у них рекламодателей, а аудитории фрагментируются. Если из-за этого западные элиты будут получать меньше информации о репрессивных режимах, то диктаторы только выиграют.

Но, судя по всему, ничего подобного не происходит. Более того, если в 1980-х лишь немногие глобальные телеканалы и информагентства писали об автократиях, то сегодня СМИ изобилуют подробностями из их жизни. И все благодаря острой конкуренции, новым технологиям и фрагментации рынка, которые разрушили старые операционные модели средств массовой информации. Вместо дорогих зарубежных бюро появляются сети местных внештатников, независимых репортеров-стрингеров и «гражданских журналистов», снимающих видео на смартфоны44. Хакеры разоблачают тайны крупного капитала и дипломатии, предъявляя миру все – от посольских телеграмм до схем ухода от налогов. Правозащитные группы организуют квази-«новостные редакции» и отправляют сотрудников своих пресс-служб на место событий со скоростью пожарных45

. Расследователи из НКО предают гласности информацию о нарушениях прав человека в сфере природопользования (Global Witness), коррупции (Transparency International, Центр по исследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP)) и отмывания денег (Международный консорциум журналистов-расследователей (ICIJ)). А такие команды, как «Bellingcat», расследуют даже операции спецслужб, санкционированные политические убийства, передвижения войск и группы праворадикальных боевиков. Два десятилетия назад только лучшие шпионские ведомства имели доступ к информации, до которой теперь может добраться любой человек со смартфоном46.

Сегодня важнее не собрать больше информации, а, во-первых, подтвердить ее достоверность и интерпретировать ее, и во-вторых, привлечь к ней внимание47. Первая задача по-прежнему лежит на традиционных СМИ. Солидные компании с репутацией, которую они не хотели бы терять, заинтересованы в том, чтобы проверять свои источники. Люди продолжают покупать «The New York Times» или смотреть «CNN» не потому, что те рассказывают обо всем на свете, а потому что их репортажи заслуживают доверия. Со второй задачей сложнее. Политики реагируют на те новости, которые стали известны избирателям. Прежде СМИ могли давить на власть за счет увеличения своей аудитории. Нынешняя фрагментация и многообразие новостных лент служит для чиновников защитой. На Западе функция привлечения внимания перешла от авторитетных СМИ к алгоритмам: теперь они решают, какая следующая новость взорвет интернет.