Диктатура

В правовом отношении подробности осуществления этой диктатуры столь же мало интересны, как и случаи, когда народные представители занимались своими стратегическими импровизациями при войсках. Результатом было не только устранение всех политических препятствий внутри страны, но и формирование подчиненного центральному руководству аппарата правления, при котором никакая самостоятельная промежуточная инстанция уже не сдерживала «импульс», исходивший из этого центра. Неограниченная власть, которой представитель обладал во внешней сфере, мы уже говорили, так же зависела от безличного политического центра. Настоятельно подчеркивалось, что представитель является лишь обладателем «властного мандата» (mandat imperatif) и обязан подчиняться всем распоряжениям Комитета общественного спасения[323]

. После того как слаженный административный аппарат сформировался, сами представители стали казаться скорее помехой, чем подмогой. Известная степень регулярности, а также разграничение компетенций были необходимы не столько в интересах правовой защиты, сколько ради управляемого действия, которое теперь, после того как политическое сопротивление было сломлено, а во внешних отношениях – достигнута некоторая предсказуемость и стабильность, снова могло приобрести всеобщий характер. Кроме того, представитель часто выглядел слишком самостоятельной фигурой, ведь он ощущал себя соратником людей, заправлявших в центре, и был выразителем народа в той же мере, что и они. Но если в Средние века реформационные комиссионные поручения большей частью превратились в новые наследуемые должности, то в данном случае возник абстрактный аппарат управления и администрирования, государство, возвышающееся над объектом своей организаторской и административной деятельности, который тоже именовался государством. Многие причины препятствовали тому, чтобы республиканский комиссар превратился в постоянного чиновника: это и известное республиканское чувство долга

[324]

, и контроль со стороны Комитета общественного спасения и местных партийных организаций, и развитие средств сообщения, позволявшие теперь, в сравнении со Средними веками, осуществлять более эффективный надзор и тем самым поддерживать более жесткую зависимость и т. д. Таким образом, комиссар Национального конвента способствовал своими действиями формированию «сложившейся бюрократии», которая стала инструментом различных политических направлений, после того как сам ее демиург, комиссар, сделался помехой и отошел на второй план.