Комната Олеси осталась нетронутой с тех пор, когда несколько лет назад маленькая птичка выпорхнула из родительского гнезда. В стенном шкафу висели ее старые платья и свитера. Пианино отзывалось на громкие звуки гортанным эхом. Расплывчатый акварельный рисунок с преобладанием лимонно-желтых и медных тонов изображал осенний Париж. В ящиках письменного стола лежали школьные дневники со множеством красных пятерок и присутствовала коллекция любовных записок - Дима Павлов объяснял десятикласснице Олесе, насколько она неповторима, необыкновенна, прекрасна.
Теперь Суворин проводил в дочкиной спальне все свободное время.
Небритый и расхристанный Шведов появился часов в одиннадцать. Невооруженным глазом было видно, как ему плохо. Убитый горем Суворин, возраст которого в полтора раза превышал возраст Игоря, и тот выглядел не так жалко и растерзанно.
- Что-то ты, брат, совсем, - заметил Валерий Александрович. - Надо все-таки держать себя в руках. Больше не звонили?
Игорь тоскливо покачал головой, обнял голубого крокодила и обессиленно свалился на кружевную Олесину кровать. Но стадия неподвижности длилась у Шведова ровно секунду. Он шумно задышал, запыхтел и оторвал от покрывала измученное лицо:
- Олеськой пахнет.
- Да, - вздохнул Суворин. - Ее духи. Никитишна еще жива?
- Рыдает.
- Она хоть может порыдать. А нам что делать?
- Выпить.
- Опять корвалолу?
- Водки.
Игорь спрыгнул с постели, пристроил голубого крокодила в углу и ушел на кухню.
- Давайте напьемся, Валерий Александрович, - сказал он, разливая водку. Стопки он выбрал не самые маленькие и бутылку тоже - литровую. - Все же разрядка.
- Ну, не знаю. У меня завтра пятнадцать встреч запланировано.
- И у меня не меньше.
- Только работой, Игорь, и спасаюсь. Если бы не работа - давно бы в больницу загремел.
- А я ничем не спасаюсь. Живу на автопилоте. Третий год.
- Четыре дня прошло, как они исчезли, - напомнил Суворин.
- Мне кажется - столетие!
Игорь стукнул горлышком бутылки о стопку.
- Я знаете о чем теперь мечтаю? Чтобы мне позвонили и сказали: твоя жена и ребенок у нас. Вернем, если заплатишь миллион долларов.
- Миллион мы не соберем, - вздохнул Суворин.
- Но хоть что-то прояснится! Игорь снова наполнил емкости.
- Но я понимаю, что это только мои мечты. Думаю, до конца выборов мы так и не получим конкретных требований, Валерий Александрович.
- Да?
- Да. Редкие звонки с туманными угрозами - чтобы измотать меня и вас окончательно. И вывести из игры. Чтобы мы якобы добровольно сняли свои кандидатуры.
- Возможно.
- Фельк прислал с курьером распечатку последнего опроса. Елесенко отстает от вас всего на три процента. Секретарша мне сказала, от его морды уже телевизор вспух. Вещает по два часа кряду.
- Деньги есть - ума не надо, - презрительно шевельнул бровью Суворин. - Клонишь к тому, что это Елесенко все организовал?
- Ага.
- Сначала валил на Кукишева.
- Теперь на Елесенко. А что мне еще делать?
- Хотелось бы думать, что это действительно Елесенко. Он, по крайней мере, физического вреда Олесе и ребенку не причинит. Не совсем ведь из ума выжил. Вернет нам после выборов в целости и сохранности. И денег не возьмет.
- У него, наверное, и без нас хватает.
- Конечно хватает.
- И откуда у него такие средства на предвыборную кампанию?
- Ясно откуда. Из Москвы. Центральный комитет партии поддерживает своего кандидата.
- Мягкая экспансия красной чумы. Скоро коммунисты все приберут к рукам.
- Коммунисты, демократы, какая разница? Бывает, один активный демократ причиняет стране вреда больше, чем пять вялых коммунистов. Я и не посмотрел бы на политическую ориентацию Елесенко, да и на сексуальную тоже, лишь бы он делом занимался, приносил городу пользу. Но Елесенко добивается поста мэра совсем не для того, чтобы ночами не спать и думать, как выкрутиться с бюджетниками и детскими пособиями. Хочет к городской казне присосаться. Это ведь только для бюджетников трудно деньги найти. А на все другое - мигом отыщет резервы. Как подумаю, что он займет мое место, сердце кровью обливается. Все ведь развалит! Будет круглосуточно разглагольствовать по телевизору, строить новую виллу и рыскать по бабам.
- Женщины его слабость.
- Кстати, вчера я познакомился с московской журналисткой. Мария Майская.
- Мария Майская? Знаю, знаю. Читал ее статьи. В газете "М-Репортер". Веселенькая такая газетка. Боевая. А что представляет собой Мария Майская?
- Милая такая девочка, - слабо улыбнулся Валерий Александрович,, вспомнив яркую, красивую журналистку у дверцы своего служебного автомобиля. Ее светлые волосы блестели на солнце, абрикосовое платье подчеркивало загар. Знал бы Валерий Александрович, как он ошибается. Мария Майская никогда в своей жизни не была милой девочкой. Она была стервой.
- Старше Олеси?
- Конечно, постарше. И зачем "М-Репортеру" понадобился наш Шлимовск? Именно в этот момент?
- Выборы! - объяснил Игорь.
- Ну, выборы. Эка невидаль.
- Я думаю, для них Шлимовск как город Глупов.
- Салтыкова-Щедрина?
- Да. Это я еще в школе читал. Город, как квинтэссенция российской действительности. Россия в миниатюре.