[693] Полагаю, мы не усложним избыточно нашу аналогию, если дополним ее отношением человека к миру. Индивидуальное эго может считаться командиром небольшого войска, которое сражается против окружающей реальности (эта битва нередко ведется на два фронта – тут и борьба за существование, и подавление собственной мятежной и инстинктивной натуры). Даже тем из нас, кого не причислишь к пессимистам, наше бытие кажется прежде всего борьбой, схваткой. Состояние мира видится желательным, и, когда человеку удается примириться с собой и с мирозданием, это становится поистине замечательным достижением. Потому, откликаясь на более или менее постоянное нахождение в состоянии войны, мы нуждаемся в тщательно упорядоченной установке; если же кто-то сумел все-таки обрести душевное равновесие, его установка по-прежнему требует дальнейшего развития, если он намерен сохранить такое состояние хотя бы ненадолго. Для души куда проще находиться в постоянном движении, в непрерывном потоке событий, чем пребывать в длительном покое, ибо в последнем случае – каким бы возвышенным и идеальным это состояние ни казалось – ей грозит удушье и невыносимая скука. Значит, мы не станем обманывать себя, если предположим, что состояния душевного умиротворения – то есть бесконфликтный, гармоничный, созерцательный и сбалансированный настрой – всегда, покуда они длятся, зависят от наличия особенно развитой установки.
[694] Быть может, кого-то удивит, что я предпочитаю говорить об «установке», а не о «мировоззрении». Дело в том, что, рассуждая об установке, я благополучно избегаю вопроса о том, определяется ли она сознательным или бессознательным мировоззрением. Человек способен командовать собственной армией и успешно биться за существование вовне и внутри себя, добиваться даже сравнительно длительного состояния мира, не обладая сознательным мировоззрением, но нельзя достичь того же самого без установки. Мы вправе говорить о мировоззрении только тогда, когда предпринимается сколько-нибудь серьезная попытка выразить установку, понятийно или наглядно, чтобы стало ясно, почему и для чего мы так поступаем и живем.
[695] К чему тогда, могут спросить, мировоззрение, если без него вполне можно обойтись? На тех же основаниях можно спрашивать, к чему нам сознание, если оно не обязательно. Ведь мировоззрение, в конце концов, есть не что иное, как
[696] Развитое сознание обусловливает мировоззрение. Всякое осознанное понимание мотивов и намерений есть зачаток мировоззрения; любое накопление опыта и знания есть шаг в направлении мировоззрения. Создавая образ мира, мыслящий человек одновременно изменяет самого себя. Человек, для которого Солнце по-прежнему вращается вокруг Земли, принципиально отличается от того, для которого Земля является спутником Солнца. Размышления Джордано Бруно о бесконечности пространства не пропали втуне: из них зародилось одно из важнейших начал современного сознания. Человек, космос которого висит в эмпиреях, ничуть не похож на того, чей разум озарен видением Кеплера. Тот, кто по-прежнему сомневается, сколько будет дважды два, не такой, как тот, для которого нет ничего убедительнее априорных истин математики. Иными словами, нам не безразлично, каким именно мировоззрением мы обладаем, поскольку не только мы создаем картину мира, но и она исподволь нас изменяет.