Динка

— Мамочка… мамочка… — жалобно доносится из детской, и Мышка, сонная, в одной рубашке, протискивается в дверь. Алина обнимает сестру и уводит ее обратно.

— Ложись, ложись… Это гроза… — укладывая ее в постель, торопливо шепчет Алина.

— Что-то так сильно ударило… — закрывая глаза, бормочет сонная Мышка…

— Это гром… Не бойся… Спи, спи… — укрывая ее одеялом, дрожащим шепотом уговаривает Алина.

Мышка покорно закрывает глаза… Рядом на постели, разметавшись в богатырском сне, сочно всхрапывает Динка…

Уложив сестру и убедившись, что она спит, Алина выходит в комнату матери Катя в немом отчаянии стоит, прислонившись к притолоке двери…

— Помни о главном. Мы еще ничего не знаем… — строго говорит ей Марина, закрывая на ключ дверь. — Помни о главном, Катя… — повторяет она, сжимая плечи сестры.

Катя, бессильно уронив руки, опускается на кровать.

— Алина, — говорит мать, замечая девочку, — иди спать, я сейчас приду к тебе.

Алина послушно идет в свою комнату и, не раздеваясь, ложится на постель.

Марина заглядывает в детскую, выходит на террасу; остановившись на ступеньках, слушает глухие отдаленные раскаты грома, торопливо проходит в палатку, тушит свет и, возвращаясь к сестре, тихо говорит:

— Сейчас могут прийти. Возьми себя в руки. Где второй ключ от флигеля?

— Под крыльцом справа… Я пойду, я все сделаю, не беспокойся… — чужим, безжизненным голосом отвечает Катя. Марина порывисто обнимает сестру:

— Катя… родная… Сейчас это главное. Я все понимаю, но надо спасти Николая… Меня могут арестовать… Катя вскидывает на нее черные сухие глаза:

— А если… и меня?

— Тогда пусть идет Алина. Я сейчас скажу ей, где ключ… — твердо говорит Марина.

Катя молчит… Глухой отдаленный звук второго выстрела доносится с Волги. Катя со стоном хватается за голову.

— Марина! У Кости нет револьвера… Это стреляют в него… — задыхаясь, шепчет она.

— Будем ждать… полчаса, час… — словно окаменев от тревоги, твердо повторяет Марина. — Помни о главном…

Катя помнит, но сейчас главное для нее — это жизнь Кости… Марина уходит, потушив снег. ОНА проходит в комнату Алины и, ложась рядом с дочерью, обнимает ее худенькие плечи.

— Алиночка! К нам могут сейчас прийти… — шепчет она.

— Я ничего не слышала, я спала… — тихо отвечает девочка.

Марина гладит ее холодные руки.

— На время… может, на несколько часов… нас с Катей могут увести, — с трепещущим сердцем предупреждает Марина и, чувствуя, как дрожат тонкие плечи девочки, замолкает…

Но Алина поднимает голову и, прижимаясь к уху матери, тихо шепчет:

— Я все знаю… Я пройду к флигелю… Отведу к Никичу…

— Ключ под крыльцом… справа… Запомни: справа под крыльцом…

— Не бойся, мама…

Марина молча сжимает руку дочери. У калитки слышен громкий стук.

— Кто стрелял? — кричит ночной сторож. — Это у вас, стреляли?

Глава пятьдесят восьмая

ГЛАЗА И УШИ УТЕСА

Не спится в эту ночь Леньке. Ночная сырость забирается в его пещеру, влажное одеяло липнет к плечам. Под утесом глухо шумит и бьется о камни вода. Опершись на локоть, Ленька смотрит на кусочек темного неба, изредка прорезаемого молнией, на верхушки деревьев, вспыхивающие в темноте желтыми огоньками, и думает о близкой осени… Скоро покинет он этот утес и уйдет на пароход, служить новому хозяину. Только теперь свободный человек Ленька. Честно будет работать он и обижать себя не позволит.

Леньке чудится, как от пристани отходит пароход «Надежда», плывет он в разные города, день и ночь плывет. Чисто, до блеска, драит Ленька палубу, четко и быстро исполняет все приказания капитана, сидит среди матросов, и красуется у него на плечах матросский воротник… Хорошо это! По-человечески, по-настоящему! Только вот на берегу останется его Макака… Придет и сядет на обрыв одна-одинешенька. Поглядит на Волгу, поглядит на утес: «Лень, а Лень?»

A его то и нету… Далеко он, не прибежит, не приедет скоро… А случись что-нибудь, и слез ее не услышит. Только думать будет о ней: не обидел бы кто!

«Эх ты, Макака! Хотя б постарше была, а то ведь капля. Вот как есть капля в Волге-реке, так и она среди людей».

Разволнованный своими мыслями, Ленька накидывает на плечи пиджак и садится у входа.

«Всем ребятам закажу, голову сниму, если кто ее хоть пальцем тронет!.. А заработаю денег — куплю Макаке красные сапожки на осень. Мягонькие они, и подковки у них, как жар, горят. Хорошо бы такие сапожки, только небось дорого они стоят… Ну ничего! Отпустит капитан на берег, у пассажиров подработаю, а то на погрузку попрошусь… Достигну я эти сапожки, только б не плакала без меня Макака! Христом-богом попрошу: «Не плачь! Где б ни был, а услышу я твои слезы, и не будет мне спокоя. Не плачь без меня, глупая… Не побегу ведь я по воде, как Иисус Христос, небось!»