Дипендра

Публика вокруг была, однако, довольно вульгарная. Какие-то панки с всклокоченными красными волосами, какие-то девки, пробитые пирсингом, здоровенные негритосы, нагло демонстрирующие свои бицепсы и зыркающие по сторонам голодными взглядами, их белки так и сверкали в полутьме этого чертова клуба. Я стоял, прислонившись к стене и старался не двигаться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. И вдруг заметил этого странного, как бы отдельно сидящего человека. Он был одет в дорогой костюм и сидел один за столиком. Восточное – как почему-то мне показалось какое-то казахское – широкое лицо, красивые, черными дугами брови и также, еще одной короткой дугой, маленькие черные усики, внимательные коричневые глаза, безукоризненные жесты тонких рук… Его мужская, а лучше сказать мужественная жизнь, его снисходительное отношение к мальчикам, дружеское покровительство слабым. Я вдруг поймал себя на мысли, что начинаю его выдумывать. Но этот человек был безусловно сильным, я видел, как он слегка пренебрежительно, с каким-то, я бы даже сказал, вызовом смотрел на некоторых персонажей этого клуба, особенно на тех, кто слишком явно демонстрировал здесь свои мускулы. В своем костюме он, конечно же, был здесь явно не к месту (хотя еще несколько мужчин были в пиджаках), но это его, по-видимому, совсем не смущало, он смотрел на других так, словно они были здесь лишними, а не он. Я видел, как он расплачивался с официантом, давая каждый раз тому бешеные чаевые и не боясь, что это заметят некоторые из окружавших нас сомнительных типов. Да, наверное, я всегда хотел быть таким же, как и он – сильным, уверенным в себе, красивым, богатым и так безукоризненно одетым. Я вздохнул, увы, я знал себе цену. Я не нравился девушкам – слишком тонкая шея, некрасивое ассиметричное лицо, предательские прыщики (метки моего замедленного созревания, я всегда выглядел на несколько лет моложе, чем на самом деле), кроме того Клара… конечно, с одной стороны мне было чем похвастаться, я стал мужчиной в четырнадцать лет, но с другой – я словно бы навсегда остался мальчиком. Она, эта Клара… она, конечно, доставила мне наслаждение, но также и… нет, боль это, пожалуй, не совсем правильное слово; это скорее было какое-то нестерпимое

наслаждение, слишком уж долго и мучительно оно не разрешалось, что я уже не выдерживал, а оно все продолжалось, длилось и длилось, словно целью его было не радостное освобождение и облегчение, а горькая и в то же время сладостная догадка, что оно, это наслаждение, одной природы с чем-то еще. Может быть, даже со смертью, как почему-то проскользнуло тогда во мне. Когда же я возвратился домой, отец не сказал мне ничего, ничего не спросил, как будто ничего и не было. Он сидел, как истукан, спиной ко мне, на стуле и слушал радио, передавали что-то про марсиан. Я хотел увидеть его лицо и, быть может, спросить, хотя что спросить? «Папа, зачем ты

это

со мной сделал?» Я попытался пройти между ним и радио, будто бы мне надо было взять учебник, а на самом деле, чтобы он меня увидел, но отец вдруг поднялся и, не глядя, вышел из комнаты. Я услышал, как в коридоре хлопнула входная дверь. Когда он ушел, я достал учебник, чтобы приготовить уроки по биологии и книга почему-то открылась на описании самок какого-то азиатского паука, которые во время спаривания поедают своего самца. Не знаю, как именно, но с тех пор чувства мои к девушкам были противоречивы. Я все еще хотел красивой романтической истории, но теперь боялся проявлять инициативу, боялся действовать, хотел, чтобы девушка начала ритуальные действия сама, сама бы взяла на себя хотя бы начало. И в то же время боялся и этого, вспоминая откровенные манипуляции Клары, для которой тогда явно прежде всего объектом наслаждения была моя невинность. Словом, получалось, что у меня были, как говорится, проблемы, и раз я боялся теперь проституток, значит мне не оставалось ничего другого кроме мастурбации. Клара не сделала из меня мужчину, она словно бы выманила его из меня и, показав его мне в ослепительной и омерзительной вспышке, снова куда-то спрятала, или даже не спрятала, а загнала его куда-то вглубь, и я не знал, как его достать. Себя из себя. Я завидовал таким, как вот этот щегольски одетый «казах» с безукоризненными манерами, элегантно позевывающий, заказывающий, как я подсчитал, уже пятый «джек дэниэлс» и тем не менее нисколько не пьяневший. Он не стесняясь разглядывал публику, увлеченную этим уже начавшимся пошлым зрелищем, и не замечал, что я разглядываю его почти в упор, его и только его. Я допил свой пятый «гиннесс» и вдруг почувствовал, что устал стоять. Сесть за столик означало бы подозвать к себе официанта и что-то заказать, а это было дороже, чем просто взять у стойки, кроме того надо было еще давать потом и чаевые. Однако я стоял уже полтора часа в ожидании шоу, которое только что началось, и мне страшно захотелось сесть. А может быть, я сам себя обманывал, что устал, и мне хотелось лишь приблизиться к этому настоящему мужчине. Я почему-то стал воображать, что, может быть, это нефтяной шейх или другой какой-нибудь воротила, делающий бешеные деньги на наркобизнесе. Да, вот почему они (я снова посмотрел вокруг) его не трогают! Опасность словно бы подстегнула меня. Так бывает, что вдруг совершаешь в жизни какие-то непредсказуемые поступки. В конце концов, не ограбит же он меня. «Чего тут грабить-то?» – усмехнулся я. Кроме того других свободных столиков и не было. Я все же переборол себя, свой страх, протиснулся через группку нагло задышавших мне в затылок панков и вежливо спросил «казаха», не обращая внимания на табличку, стоящую на его столике: