Дипломатия греха

На нарочито-хамский тон я не обратил внимания, а вот на «убогую физиономию» обиделся всерьез. Ну, валяет человек дурака, ну отрывает от работы, ну шантажирует немножко, но, как говорил так и не сменивший профессию Иван Васильевич: «Лица попрошу не касаться!» Досадливо крякнув, я извлек из кармана удостоверение и продемонстрировал. Моей роли это не мешало.

— Вижу, — не меняя тона, сказал Соловьев. — И что дальше?! Кто вам дал право врываться в офис и хулиганить?

— Какая-то дежурная фраза: «Кто Вам дал право врываться?!» Я вошел. Врывается ОМОН. Но про них почему-то говорят: «Заходили высокоуважаемые сотрудники ОМОНа, вежливо проверили документы, извинились за причиненные неудобства и тихо ушли»… Где справедливость?!

Директор выжидательно молчал, с презрением и даже брезгливо глядя на меня. — «Н-нда, подумал я, как в том анекдоте: сидит, молчит, ерунду разную обо мне думает. Что-то теряю я сноровку, нужно и дальше как-то ваньку валять, а мне всего хочется взять его за жабры и колоть, колоть, колоть… сбить его с толку, дергать из стороны в сторону, заставить растеряться, чтоб у него не одна-две версии появились, а как минимум пять. Тогда подстраховаться для него лишним не покажется. Ох, Разумовского бы сюда, на мое место, когда, дураком себя не считая, тем не менее, очень остро им чувствуешь… Что же еще сморозить?»

— В целом вы правы, Сергей Константинович, по делу я к Вам… По делу. За границу хочу.

— Да Вы что? Издеваетесь?!

— Да, — честно признался я, и на душе сразу немножко полегчало. — А сейчас плавно перейду к шантажу… Отдайте долю!

— Какую долю?!

— Мою. Как выражается современная молодежь: «Дед, зашли долю малую, долю кровную»… Из стоимости тех икон, триптихов и кадильниц, что твои люди давеча в церкви «подрезали».

— Послушайте, любезный, я ведь не посмотрю, что вы сотрудник… У нас еще, слава Богу, есть закон, правила, мы не пропащая страна и не позволим каждому проходимцу безнаказанно…

— Убедили-убедили-убедили. Не будем голословны. Господин Соловьев, я подозреваю… Нет, я уверен, что вы являетесь организатором преступного сообщества, которое по разрабатываемым Вами планам занимается хищением церковной утвари. Собираясь ехать за край нашей бескрайней родины, вы организовали несколько человек на тщательно продуманную операцию по краже исторических раритетов из церкви, которая находится на курируемой мной территории. Подозреваю, что это не единственная ваша кража. И хоть понимаю ваше стремление заручиться материальными ценностями на случай непредвиденных финансовых проблем за рубежом, но как рядовой член общества я возмущен Вашим поступком, господин Соловьев.

— Вы сами-то понимаете, что говорите? Может, вы больны? Где вы работаете? Кто у вас начальник? Продиктуйте имя и телефон, я немедленно свяжусь с ним. А если и этого будет недостаточно, то и с прокуратурой. А у вас будут очень большие неприятности.

— Вам не нравится моя роль, «огорчился» Я. — А я-то думал… Лично я обожаю полицейские кинокомедии, особенно с Джеймсом Белуши. Очень умный преступник, очень сумасшедший детектив и очень закрученный сюжет. Вы ко мне наемных убийц засылать будете? Все-все, не стройте мне такие страшные глазки… Мир утратил чувство юмора. Веселый опер пришел к главарю веселой шайки и весело предложил отдать часть денег с кражи. А главарь, вместо того чтобы весело отдать каких-то паршивых пять-шесть тонн баксов, заламывает в гневе руки, делает ужасные глаза, строит из себя оскорбленную невинность и деньги отдавать не хочет. Вы меня разочаровали. Я думал, вы — умный человек, искренне не хотите проблем и мечтаете только о том, чтобы покинуть нашу страну с обеспечивающим старость багажом. А оказывается, что Вы, ко всем прочим грехам, обладаете еще и авантюрным характером и не желаете уйти тихо, без проблем, погонь и перестрелок… Что ж…

— А-а, протянул Соловьев, словно впервые догадавшись о чем-то. — Кажется, я начинаю понимать… Не так давно я сделал пожертвование в церковь, решив перед отъездом принести Родине хоть крупицу пользы, и подозреваю, что там случилось что-то, что привело Вас ко мне… Вот она, черная людская неблагодарность! В наше нелегкое время все так напуганы, что любое благое намерение кажется странным и вызывает приступ злобы и непонимания… О времена!..

— о нравы! — любезно закончил я.

— Что? Ах, это… Может, я излишне патетичен, но я оскорблен до глубины души. Хотя, о чем говорить, в церквах тоже люди служат и ничто человеческое им не чуждо… У них была кража?

— Кража, подтвердил я со скорбным лицом. — И мне хотелось узнать у Вас, где Вы нашли работников, которые ремонтировали церковь?

— Объявление на столбе висело: «Бригада мастеров в короткие сроки доброкачественно выполнит работы любой сложности»… Неужели они?! Ах, как получилось-то нехорошо… Теперь понимаю, почему на меня подозрение падает. Понимаю и извиняюсь за прием, который Вам оказал. Но и вы виноваты. Ваши методы работы несколько шокируют. Я уж было подумал, что вы ненормальный… Или и впрямь — шантажист…