Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны

Как это выяснилось через несколько лет, «белая» рука оказалась рукой полковника сербского генерального штаба Димитриевича, организатора заговора против эрцгерцога, не без ведома русской военной агентуры в Белграде. А если это последнее указание справедливо, то конечно и русский посланник в Сербии недалек был от всей этой преступной махинации: ведь Н.Г. Гартвиг, бывший директор 1-го Департамента министерства иностранных дел, неосторожно назначенный Сазоновым в Белград, отличался не только своими способностями и рвением к службе, но и известной всем грубостью, заслужившей ему прозвище «старшего дворника», соединенной с самовольными политическими замашками. Вдали от Петербурга, в специфической заговорщической обстановке Сербии он легко мог поддаться соблазну вести там свою собственную «энергичную политику», за что судьба и послала ему, как известно, вскоре после Сараевского убийства апоплексический удар при его таинственных объяснениях об этом злодеянии в австрийском посольстве в Белграде»¹⁴⁵.

Возвращаясь к трагедии, разыгравшейся в кабинете у посланника Австро-Венгрии, попытаемся высказать собственное суждение. Николай Генрихович был тучным мужчиной и страдал одышкой. Попытки сбросить лишний вес не приводили к успеху. Очевидно, жара, а в июльские дни температура в Белграде значительно превышает 30 градусов, сыграла с ним в данном случае роковую роль.

Как утверждала австрийская сторона, в ходе беседы посланник Гизлинген заметил, что дымивший перед ним сигарой русский коллега сильно возбужден. Спустя некоторое время Гартвиг неожиданно упал в кресле, потом скатился с него на пол и… умер от обширного инфаркта.

После смерти Н.Г. Гартвига на его замену в срочном порядке выехал князь Григорий Николаевич Трубецкой. Старинный род Трубецких выдвинул в новейшей истории России немало признанных религиозных и общественных деятелей. В 1996 г. «Воениздат» выпустил хронику этой всемирно знаменитой семьи выдающихся представителей дворянского сословия, в которой есть и подробная автобиографическая статья Г.Н. Трубецкого «Годы смут и надежд»¹⁴⁶.

Вкратце же имеющиеся о новом посланнике в Сербии сведения таковы.

После окончания историко-филологического факультета Московского университета князь Г.Н. Трубецкой поступил на службу в МИД, получив назначение атташе в Константинополь. С 1901 г. он служит в чине первого секретаря посольства, занимаясь к тому же поиском древностей Ближнего Востока. Его статьи по истории Константинопольской патриархии стали появляться на страницах журнала «Вестник Европы». Десять лет провел князь Трубецкой в Константинополе. В 1906 г. он оставил дипломатическую службу и переехал в Москву, где вместе со своим братом Евгением Николаевичем приступил к изданию газеты «Московский еженедельник».

Шесть лет спустя, в 1912 г., Григорий Николаевич вернулся служить в МИД советником по ближневосточным делам, а летом 1914 г. срочно выехал Чрезвычайным Посланником и Полномочным Министром в Белград.

Трубецкой застал Сербию в весьма тяжелой ситуации – массовые перемещения населения, связанные с военными действиями, привели к эпидемиям всех видов тифа (брюшного, возвратного и сыпного), а также черной оспы, скарлатины и дифтерита.

О том, с каким мужеством вели себя в этот период сотрудники российских загранучреждений, стремившиеся максимально помочь своим соотечественникам, подробно сообщается в донесениях, поступавших в Петроград.

В начале войны сербское правительство и дипломатический корпус переехали в город Ниш. Поскольку здание миссии в Белграде осталось практически без охраны, 31 июля в Белград командировали второго секретаря Л. Зарина и канцелярского служащего И. Гачевича. Цель поездки – проверка здания миссии в условиях австрийских бомбардировок и оказание содействия тем русским подданным, которые вопреки настойчивым советам миссии не пожелали покинуть свои дома.

Ниже – краткий пересказ донесения второго секретаря миссии Л. Зарина.

«Я прибыл в Белград 1-го августа вечером, и весь следующий день провел в интенсивной работе. Отъезд назначил на 3 августа к двум часам дня, причем в виде исключительного внимания к нашей миссии военные власти согласились предоставить в мое распоряжение три экипажа и одну подводу.

3 августа утром начался обстрел прилегающего квартала. Народ в панике бежал по улице, женщины бились в истерике.

В это время начался обстрел миссии. Я вышел к подъезду, и на моих глазах снарядом снесло решетку здания. Пройдя в столовую, я приказал подать себе чаю. Не прошло и двух минут, как новый сильный взрыв – это снаряд разорвался в саду недалеко от дома. Сотрясение было настолько сильно, что чашка выпала у меня из рук, а Иван Гачевич, прикладывавший печати к двери, ведущей в залу, был опрокинут на пол. Лошади были поданы, и мы поспешили уехать. Иван остался, желая исполнить свой долг до конца. К счастью, он не был убит, так как, если бы это случилось, я бы вечно упрекал себя, что насильно не захватил его с собой»¹⁴⁷.